31 декабря 2006 года от очередного сердечного приступа скончался известный американский политический ученый Сеймур Мартин Липсет. К тому времени он фактически уже был не работоспособен, так как незадолго до смерти пережил еще один сильный удар в середине осени того же года (а до этого еще один в 2001 году, который практически вывел его из строя), и тут же один американский колумнист бросился петь «Великому Мартину Липсету» панегирики так, будто его уже не было. Был ли Мартин Липсет настолько великим, насколько изображает его нам западная периодика? И если да, то почему о его величии в России знают так мало?
Идеологическая наука
По крайней мере, для американской аудитории Сеймур Мартин Липсет был одним из величайших политических ученых в истории Соединенных Штатов. Уже в 1987 году политолог Майкл Роджин назвал его «самым выдающимся из ныне здравствующих политических социологов». То, что Роджин назвал его «политическим социологом», вовсе не случайно, так как на тот момент в США на самом деле еще здравствовали кое-какие политические ученые, которые бы могли стоять с Липсетом вровень. Кроме того, отсылка именно к социологии, а не «политологии» имеет и еще одно важное следствие: как правило, социология обыкновенно признается более «научной» дисциплиной, чем политическая наука. Это во многом справедливо, ибо западные политологи до сих пор расходятся во мнениях относительно оценочных суждений в «политике как науке». Социологи же в свою очередь, кажется, уже со времен Макса Вебера договорились о неприемлемости оценочных суждений (именно «оценочных суждений», так как вопрос о ценностях гораздо сложнее) в социальных науках. И действительно они оперируют статическими данными, схемами, таблицами и т.д., не слишком заботясь нравственными вопросами и рассуждениями о благе.
Мы не случайно начали разговор именно с этой проблемы, ибо, как мы это увидим, Сеймур Мартин Липсет, действительно оставаясь политическим социологом, под соусом идеологически «научного» творчества подавал блюда, приготовленные из идеологически нечистых продуктов. Наиболее вероятно то, что он делал это не специально. Наверняка, ему казалось, что то, что он говорит о демократии, идеологии и США — очевидная истина, которую необходимо постичь всем ученым и всем нациям, а тот, кто этого не понимает — глупец или слепой. Но сам он никогда не произносил подобных вещей, поэтому, может быть, такие «обвинения» покажутся несправедливыми. Но прежде, чем осуждать их, все же стоит почитать его книги. Исследования Липсета выдают типичный неоконсервативный стиль мышления, который, впрочем, был присущ далеко не одному лишь покойному политологу.
От социализма к неоконсерватизму
Отец Липсета был типографом, а мать — швеей. Они эмигрировали в Америку (Нью-Йорк) из царской России. 18 марта 1922 г. в Гарлеме у бедных русско-еврейских эмигрантов родился сын Сеймур Мартин. Через шесть месяцев они перебрались в Бронкс (основными жителями которого тогда были ирландские, еврейские и итальянские эмигранты). Надо сказать, что оба района были тогда не самыми социально благополучными местами в городе. Политизация Липсета началась в отеческом доме, несмотря на то, что отец всячески пытался убедить сына воздержаться от участия в партийной политике, ибо не сомневался, что такая активность не позволит достичь отпрыску куда более важных и грандиозных целей. Примером этой «домашней политизации» может быть следующий эпизод из жизни юного Марти. Однажды Липсет спросил у папы, что тот помнит о Сталине? На что отец ответил: «Я помню, что Сталин сильно отличался от других большевиков. Эти предпочитали говорить о марксистской теории и революции. Сталин говорил об организации, эффективности и деньгах». После того как Мартин проучился один год на стоматолога в одном из городских колледжей Нью-Йорка, он поменял специализацию и принялся изучать историю. Как потом он сам вспоминал, это должно было быть большим счастьем для моих многих потенциальных клиентов.
В 1930-ые у Липсета появились определенные политические убеждения: под влиянием социальной среды он стал социалистом. То место, где учился Липсет, буквально было «осиным гнездом» левого радикализма. «Я рос в той атмосфере, — вспоминал впоследствии Липсет. — Где было очень много разговоров на политические темы. Но вы никогда бы не услышали там о демократах или республиканцах; вопросы были коммунистическими, социалистическими, троцкистскими или анархистскими. Там были левые всех сортов». Пока его бедная иммигрантская семья тщетно пыталась убедить отпрыска освоить ремесло стоматолога, чтобы тот впоследствии принял на себя прибыльную практику своего дяди, Мартин Липсет в качестве юного троцкиста (которым и оставался всю свою студенческую жизнь) занялся исследованием того, почему в Соединенных Штатах никогда не было сильной социалистической партии.
Не лишним здесь будет добавить, что Липсет учился вместе с теми людьми, которые впоследствии станут очень важными фигурами в интеллектуальных кругах Америки — Ирвингом Хоуи, Дэниэлэм Бэллом, Нэйсоном Глэйзером и Ирвингом Кристолом (последний, кстати, в молодости разделил страстную любовь Липсета к троцкизму). Среди мыслителей, особенно сильно повлиявших на формирование взглядов Липсета можно вспомнить Макса Вебера, Толкотта Парсонса, Пола Лазерсфельда и Роберта Мертона. Главным же идолом Липсета, как, впрочем, и всех американцев (любопытный факт!), без всякого сомнения, был француз Алексис де Токвиль.
Тем не менее Липсет достаточно быстро превратился из политически мотивированного исследователя в беспристрастного социального ученого (то, как и почему это случилось, Липсет пытался объяснить в большом количестве своих книг и статей). В результате этой метаморфозы Липсет скоро стал признанным и ведущим экспертом в сфере исследований феномена демократии и демократического процесса, социальной стратификации и модернизации, изменения общественного мнения и социологии интеллектуальной жизни, а также многих других отраслей социальной науки. Как отмечают многие журналисты, он оставил социалистическую идеологию ради строгой интеллектуальной методологии, основы которой он и развил (как мы увидим позднее, это замечание не совсем корректно).
С середины 1950-ых годов он стал придерживаться популярных тогда идей «конца идеологии», которые также пропагандировал Дэниэл Бэлл, — тех идей, которые Аласдейр Макинтайр удачно окрестил «идеологией конца идеологии». Но, несмотря на эту видимую — и кратковременную — идеологическую беспристрастность, он все же придерживался совершенно определенных политических убеждений почти всю свою жизнь: очень скоро он признал ошибочность своих прежних убеждений и начал исповедовать идеалы консерватизма. Он стал активным членом консервативного крыла демократической партии, и, кроме того, надо сказать, что он был одним из первых интеллектуалов, которых окрестили «неоконсерваторами». Такое разочарование в левых идеях не было характерно исключительно для Липсета. Скорее это было общей чертой всего поколения интеллектуалов, «переживших Депрессию, Новый курс, фашизм, Вторую мировую войну, холокост, сталинизм и Советский Союз». Для всего этого поколения интеллектуалов Соединенные Штаты стали тем государством, которое было в состоянии избавить человечество как от левого, так и от правого тоталитаризма.
Достижения и регалии
Трудно перечислить все посты, занимаемые Липсетом. Он занимал престижные должности профессора в Колумбийском (1951–1956) и Калифорнийском (1956–1966) университетах. Был директором Института международных исследований в Беркли (1963–1966); читал лекции в Гарвардском университете (1965–1966). В 1975–1990-ых годах был профессором политической науки и социологии в Стэнфордском университете. В последние годы жизни являлся старшим научным сотрудником Гуверовского института и профессором Университета Джорджа Мэйсона. Перенеся в 2001 году серьезный удар, в последний и самый сложный период своей жизни Мартин Липсет не мог говорить, по крайней мере все так считали. Но однажды один из его посетителей неправильно произнес имя влиятельного французского философа Жака Деррида, как это ни странно, но Липсет поправил этого человека.
Кроме всех перечисленных выше постов Липсет был еще и единственным ученым в США, который был не только президентом Американской ассоциации политической науки (1979–1980), но и президентом Американской социологической ассоциации (1992–1993). Занимал пост президента Международного общества политической психологии, Ассоциации социологических исследований, Всемирной ассоциации исследований общественного мнения и Общества сравнительных исследований, Общества имени Пола Лазарсфельда в Вене; являлся членом Американской академии искусств и наук, членом Национальной академии наук, член Американского философского общества и Национальной академии образования США, директором Института мира. Он также был лауреатом множества премий, в том числе премии Макайвера за свою книгу «Политический человек» и премии Гюннара Мюрдаля за книгу «Политика безумия».
Покойный Сеймур Мартин был чрезвычайно плодовитым автором. Из числа самых популярных его работ можно назвать следующие: «Аграрный социализм» (1950), «Политический человек: социальные основы политики» (1960), «Первая новая нация» (1963), «Студенческая политика» (1967), «Политика неразумия: правый экстремизм в Америке, 1790-1975» (1970), «Континентальный раздел: ценности и институты США и Канады» (1989), «Здесь этого не случилось: почему социализм потерпел неудачу в США» (2001). Помимо всего прочего, он достаточно много писал в соавторстве.
Его книги «Политический человек» и «Первая новая нация» стали бестселлерами в американской политической науке, а автора они сделали живым классиком и весьма авторитетным ученым. «Политический человек», определенно ставший одним из основных текстов по политической социологии, был продан количеством 400.000 экземпляров и переведен на двадцать различных языков (но только не на русский).
Липсета очень трудно идентифицировать идеологически. Майкл Харрингтон однажды заметил, что Липсет был самым трудным человеком в Соединенных Штатах для попытки определить его политические пристрастия хоть с какой-нибудь степенью точности. Ирвинг Кристол, используя живописную метафору, назвал его «жужжащей пчелой», потому что, считал Кристол, решительно нельзя было узнать, где Липсет собирается приземлиться. Тем не менее будет неточным назвать его умеренным либералом, ибо, если не политически, то психологически стиль его мышления все же можно было бы назвать «неоконсервативным». Это видно прежде всего из его «идеологической» социологической ориентации, о которой мы говорилось в самом начале.
Липсет сам считал себя скорее социологом, нежели политическим ученым. С его точки зрения, у политической науки не было серьезной теории, тогда как у социологии она была и не просто была, но позволяла объяснить крупные политические явления. «Политическая наука и управление на самом деле были дисциплинами с одной зависимой переменной, — говорил Липсет. — У вас могла быть религия, у вас могла быть политика, у вас могли быть союзы. Но собственной теории у политической науки не было». Чтобы объяснить политику, вы должны были позаимствовать теории и методы из других дисциплин, — резюмировал он. Очевидно то, что такое пренебрежение к «чистой» политологии, далеко не всем приходилось по вкусу.
Рассуждая о политической науке, известный американский политолог Габриэль Алмонд выделил в ней четыре ведущих направления: сциентистское — бихевиорализм; антисциентистское (самыми яркими представителями которого являются штраусианцы); ученых, ориентирующихся на методологические принципы марксизма; и теорию рационального выбора. Если принимать эту отнюдь небесспорную классификацию всерьез, то можно с наибольшей степенью вероятности сказать, что Липсет был «бихевиоралистом». Но, как это не удивительно, наиболее неприязненно он относился не к марксистам или даже штраусианцам, но к представителям одного из самых популярных направлений американской политической науки — теории рационального выбора. Липсет полагал, что она не делает ничего и не создает ничего полезного, но только берет экономические модели и накладывает их на социальную и политическую области. Хотя у него было и другое объяснение неприязни этой сферы политологии: он думал, что теория рационального выбора была ничем иным, как консервативной реакцией на Новых левых.
Вместе с этим неоднозначным отношением к американской политической науке Липсет повлиял на многих и многих политологов. В частности, он подготовил серьезных сциентистски ориентированных американских политических ученых. Среди прочих достаточно назвать имена Филиппа Шмиттера, Иммануила Валлерстайна и Теды Скочпол, написавшей в 1979 году одну из самых цитируемых книг о революции. Сам Липсет выпустил всего более пятидесяти книг и около ста статей; его сочинения встречали с шумным восторгом и с резкой критикой, но никогда не игнорировали.
Демократия par excellence
Главным интересом Липсета всегда оставалась не процедура голосования, даже не демократия сама по себе и даже не социология, но — Америка. Даже тогда, когда он писал не о США или высказывался неодобрительно о некоторых аспектах жизни и политики штатов, Америка оставалась для него идеальным типом, к которому надо обращаться всякий раз, когда кого-то нужно убедить, что существует панацея от всех политических напастей. Он отдавал предпочтение американской политической системе и считал ее лучшей из всех возможных. В книге «Континентальный раздел», в которой Липсет провел сравнительный анализ государственных институтов и ценностей США и Канады, ученый сделал вывод, что «отличие между президентской и парламентской системами в этих двух сопоставимых по размерам федеральных государствах приводит к наличию двух слабых партий в США и многочисленных сильных партий в Канаде». «Слабость партий» Липсет считал положительным элементом политической системы, ибо, по его мнению, «не связанные жесткой дисциплиной партии, характерные для президентской системы США, гораздо легче амортизируют волны протеста в рамках традиционных механизмов, чем это способны сделать канадские парламентские партии».
В конечном итоге, Липсет решил, что изменения в избирательной системе Канады явились результатом не острой нестабильности или напряженности, а скорее самой ее политической системы. Самые же стабильные демократии находятся в числе более развитых и более протестантских государств. Католические народы не всегда были сторонниками демократии, вот почему, будучи автократичными в вопросах духовности, они часто не желают искать решения проблем через простой подсчет голосов. Самый же значительный фактор, препятствующий благоприятному становлению демократии «идеального типа», — практическое знакомство с британским правлением в прошлом. Таким образом, культурные факторы, с точки зрения Липсета, почти что не поддаются манипулированию, вот почему желающим «транзитировать» к себе на родину хорошую демократию следует озаботиться изменением политических институтов (в том числе избирательных систем и конституционного устройства), ибо они меняются с большей легкостью. Примером же того, «что такое хорошо» и «как чему следует быть», должны служить США.
Именно Мартин Липсет сформулировал то, что он назвал американским мировоззрением («American Creed»), которое может быть описано в пяти понятиях: свобода, равенство, индивидуализм, популизм и laissez-faire. Каждое из этих понятий имело эквивалент с отрицательным значением или, как сказал сам Липсет, было «палкой о двух концах»: «Мы настолько же плохи, насколько и хороши в зависимости от того качества, к которому мы обращаемся». По мнению Липсета, американская исключительность не является ни черной, ни белой, но одновременно и той, и другой. Но, здесь необходимо повторить, за этой видимой объективностью хорошо прослеживается одна важная черта: во главу угла он всегда ставил Америку, хорошую или плохую, но всегда именно эту страну.
Несмотря на то, что Липсет являлся по происхождению русским, России или Советскому Союзу большого внимания он не уделял, ограничиваясь по этому поводу суждениями типа «Советский Союз — это не более, чем страна третьего мира». И эта-то несгибаемая вера в «американскую исключительность» могла стать, по крайне мере, одним из объяснений того, что Липсета в России практически не переводили или почти ничего о нем не писали. Как бы то ни было: «о мертвых либо хорошо, либо ничего», вот почему следует сказать, что, несмотря ни на что, Мартин Сеймур Липсет все же был выдающимся ученым, патриотом и мыслителем, но все же выдающимся для США. Не для России.
