Как бы не хотелось порой подобно герою «Мастера и Маргариты» на вопрос, «скажи, не было?» услышать утешительное «ну, конечно, не было, это тебе померещилось» — с Историей так не получится. Слова из песни не выкинешь, но часто тот или иной факт не подходит под определенную надуманную концепцию — тогда он просто не замечается. Именно такое зачастую происходит с недавним прошлым нашего государства. Поэтому очень важны свидетельства того поколения, школьное детство которого пришлось на 70-е. Детская и подростковая впечатлительность позволяет откладывать яркие картинки в сознании — они-то и представляют самую большую ценность для складывания общей панорамы происходившего.
Подобные свидетельства могут послужить весомой базой для развития социально-психологических аналогий с Россией нынешней. Аналогий, которые все яснее проступают среди мишуры, старательно сотканной печатными, радио- и телевизионными информационными каналами.
Поделюсь своими детскими картинками. Я пошел в школу в 1971 году. Попал в класс заслуженной учительницы. Она своеобразно решала образовательные и дисциплинарные задачи, но абсолютно в духе времени. В порыве преподавательского экстаза могла, например, разломить пополам большую деревянную линейку под названием «метр», со всей силы грохнув его об учительский стол. Другая учительница, уже в старших классах, стремясь активизировать рассеянное внимание юных мечтателей, придумала особую форму обращения — добавляла к фамилии «ворона» (например, «ворона-Иванов»).
Сейчас вряд ли приживется подобная стилистика в школе, ибо нынешних попробуй обзови «вороной»… Когда рассказываешь молодежи о реалиях той поры, чувствуешь, верят с трудом.
Но в стилистике многих госучреждений начинают ощущаться мотивы лукавого морализма. Вот недавно случилось мне посидеть на скамье подсудимых за то, что патрульно-постовая служба застукала вместе со студентами, отмечавшими день рождения Махно, и вдруг в судье узнал до боли знакомую манеру классической училки 70-х: «никто не запрещает вам проводить шествия — их только приветствуют, но проводить надо в рамках закона». Именно с такой поучающей высоты чистейшей коммунистической идеологии вещали нам в школе.
То, что произошло со мной и моим другом, писателем и журналистом Вадимом Штепой, недавно в Петрозаводске — феноменальное доказательство глубокого кризиса государственной системы, которая, вступая в этот кризис, перестает адекватно реагировать на происходящие в обществе процессы. Так в Карелии органы правопорядка никак не прореагировали в трагическую ночь кондопожской резни (по свидетельствам очевидцев, когда в ресторане чеченцы резали ни в чем неповинных людей, патрульная машина подъехала к злополучной «Чайке», но из нее так никто и не вышел и не произвел предупредительного выстрела,). А 27 октября в Петрозаводске на проспект Карла Маркса было выслано аж две патрульные машины для того, чтобы сгрести мирных студентов, а заодно и журналистов — только из-за того, что кому-то в здании МВД не понравилось, что они прошли мимо, «не так одетые» и с черными флагами. Между тем, с какими флагами можно ходить, с какими нельзя, не прописано ни в одном законе. Если студентам-историкам импонирует личность легендарного анархиста Нестора Махно, это вовсе не означает, что они анархисты. А если и анархисты, все равно никакого криминала в мероприятии не было. Оно являлось не политической, а культурно-исторической акцией. Прохожим раздавались не листовки, а информация с биографией Махно и его стихами. Не звучало ни речевок, ни лозунгов. Однако милиция и суд настаивали на необходимости получения разрешения в мэрии.
Помню, как наша историчка весело рассказывала об иностранцах, которые, сравнивая Запад и СССР, бросали упрек: «У вас не выйдешь на площадь и не скажешь «Брежнев — дурак!», а у нас это возможно в отношении любого политика». «То же мне, демократия! — недоумевала она, — зачем выходить и говорить это?» Сейчас я понял, что можно было ответить историчке: самоупоенная власть, не признающая самого факта наличия в своем стане дураков, принимает за дураков население.
Например, в середине 1970-х в обществе произошло Нечто, постепенно трансформировавшееся в Ничто, которое в материальном эквиваленте скалилось на нас с пустых магазинных полок. И здесь власть во всю стала трубить о наступившей эпохе «развитого социализма». То есть просто стали действовать «на дурочка». То, что я обозначил, как «Нечто», явилось в виде мертвеца на троне — Брежнев стал фактически ходячим трупом, мог двигаться только при помощи сильнейших инъекций. Как импрессионистская пляска смерти звучала на последнем предперестроечном партсъезде его шамкающая интонация, когда он самолично зачитывал «единодушное решение» об избрании себя генеральным секретарем…
На последнем телеобщении действующего президента России с народом меня неприятно поразило его лицо. Оно как-то очень отчетливо было похоже на маску. Причем не на какую-то «вообще» — в мыслях сразу же промелькнула достаточно определенная аналогия. Я полез в интернет, и к моему ужасу «яндекс» выдал мне целую подборку на тему «Путин-фантомас». Оказывается, и-нет уже давно и вовсю обсуждает сходство двух физиономий. Если это так, значит мы опять в такой ситуации, когда в обществе появилось Нечто. Но если появилось Нечто, должно быть и Ничто. Так вот же оно — в ничтожных зарплатах и растущих ценах… И, наверное, не случайно в глазах всех задававших вопросы главе государства просматривалась особенная деталь — чрезвычайно расширенные зрачки. Как будто они пытались разглядеть: а что там за маской?
«Поразило меня тоже его лицо…светлые глаза его что-то уж очень спокойны и ясны, цвет лица что-то уж очень нежен и бел…зубы как жемчужины, губы как коралловые, — казалось бы писаный красавец, а в то же время как будто и отвратителен. Говорили, что лицо его напоминает маску…» — сразу вспомнилось корпение над дипломом по «Бесам» Достоевского.
О закономерностях появления фантомов в социуме когда-то активно рассуждали фантасты. Это сюжеты о прыжках сознания, о воплощении в иных формах, о контактах с существами совершенно другой природы — то, что описано у Лема и визуализировано у Тарковского в «Солярисе». Что-то похожее астрологи находят в гороскопе Путина. Они обращают внимание на соединение Форамен-Нептун, где Нептун символизирует мир мистики, океан грез, фантазию, Форамен — шаровое скопление звезд — двойственность сознания, и, как следствие этого, способность вести двойную жизнь. Смею напомнить, что в интерпретации Тарковского основная коллизия сюжета перенесена на Землю, где могут происходить вещи не менее фантомные, чем на станции возле далекого Соляриса. Теперь фантастический экскурс мастера выглядит более чем злободневно: некая субстанция, будь то Океан Соляриса или Зона Сталкера, живет своей, недоступной человеческому разумению жизнью. Такой зоной может оказаться любой социум, где все естественные понятия о чести и достоинстве перевернуты с ног на голову.
Кстати, в детстве мне было непонятно, почему взрослые во время застолий так злословят по поводу страны, в которой живут, куда девается тот советский энтузиазм, о котором постоянно поется с экранов: «к станку ли ты склоняешься, в скалу ли ты врубаешься — мечта прекрасная, еще не ясная, уже зовет тебя вперед!»? Я считал, что в моем окружении очень большие проблемы с энтузиазмом. На самом деле, как позже для меня выяснилось, это у государства были проблемы с честностью, когда при декларировании воодушевляющих идеалов в реальности верхушка управленцев сама же их и разлагала (своим идиотским «застоем»).
Хуже всего в СССР и нынешней России, как кальке былой империи, не быть русским или нерусским, а иметь склонность к размышлению. Империя отторгает «вумных» — еще чего доброго, смуту посеют. Мы как были страной диссидентов, так ей и остались. Интересно посчитать, сколько оригинальных мозгов эмигрировало из России с 2000 по 2006…
Путин, кстати, ничего иного и не мог сотворить, кроме кальки: его раннее детство пришлось на 50-е, отрочество на 60-е, а молодость — на 70-е. Из них самые сильные впечатления должны приходиться на хрущевское время. По теории психоэнергетических волн, из которых состоит человек, именно в ранние годы как бы начинает сжиматься пружина ощущений с тем, чтобы потом разжаться, выплеснув в мир то, что поначалу мир заложил в маленькое существо. Если вспомнить, что это было время прожектерства, холодной войны и стучания каблуком по всемирной трибуне, то, согласно нашей эзотерической формуле, сознание Владимира Владимировича визуализирует картину внешних и внутренних опасностей, которыми подвергается вверенная ему вотчина. И он сам искренне начинает верить в эти опасности.
Нечто и Ничто делают вид, что нас нет — тех, кто представляет себе будущее не так, как они. Еще они думают, что с нами можно делать все, что угодно. Знаете, нам всего-то, чтобы победить, нужно держать контакт с очень простой субстанцией — Вдохновением и Совестью. Нужно сбиваться в творческие стаи, которые выплеснули бы на свет божий новые свободолюбивые творения — такие, которые подсказывает Совесть, а не очередная идеология. В такие, в которые сбивались староверы на Севере или Савватий с Германом, — основатели Соловецкого монастыря. Без творений не повлиять на мозги, а в них сейчас много мусора.
Но мы успеем лишь посеять семена. Всходы будут позже. Когда?
Даже если напрячь все футурологические способности (а они основываются на очень тонком улавливании тенденций настоящего, из которых всегда и образуется будущее), едва ли можно сейчас на него ответить.
Пусть сначала появятся стаи.
