Российская Федерация в ее нынешнем виде не имеет будущего. Просто потому, что об этом будущем никто не думает, главное — «выжить здесь и сейчас». Кремлевские «национальные проекты» — это всего лишь затыкание расползающихся социальных дыр подачками от сырьевых сверхдоходов. Тогда как настоящий Национальный Проект оказывает пробуждающее воздействие на все общество, заставляет его мыслить масштабными историческими категориями, превышающими электоральные сроки…
СССР рухнул вовсе не от «козней ЦРУ» или «предательства элиты». Точнее, все это исчезающе малые факторы на фоне главного — сам народ перестал верить в коммунистический проект, который и задавал смысл существования советского государства. В брежневские годы «коммунизм» превратился в объект анекдотов. Тем более ироничных, чем острее становилась та же самая, что и сейчас, зависимость от нефтедолларов с «загнивающего Запада». Ясно, что никакого самостоятельного будущего построить в этих условиях было нельзя — и советская футурология просто угасла…
Я уже как-то писал на АПН, что позднесоветская цивилизация вместо «прорыва в будущее» нашла свое оправдание в воспевании прошлого. Отсюда — культ «Великой отечественной войны», навязчивость которого так травмировала национальное сознание, что заставляет и нынешних политических оппонентов клеить друг другу прошловековой ярлык «фашизма»… Впрочем, сегодня этот уклон в архаику еще более усугубился — усилиями некоторых «патриотов» «русскость» столь намертво приковывается к прошлому, что недавняя сатирическая антиутопия Владимира Сорокина «День опричника» уже не кажется чрезмерной фантазией…
А тем временем, на «загнивающем Западе» футурология и связанная с нею фантастика продолжали довольно бурно развиваться. Правда, и там становилось все больше «антиутопических» опасений — достаточно назвать лишь два общеизвестных «культовых» сериала «Терминатор» и «Матрицу». В этих фильмах отразилась нарастающая тревога западного сознания (подчеркнуто технократического) перед феноменом искусственного интеллекта, который может превзойти человеческий и возобладать над ним…
Любопытно, что в СССР эта футурологически-фантастическая тема также рассматривалась — преимущественно в детском кино. Но решалась совершенно иначе, чем в Голливуде. В «Приключениях Электроника» и «Гостье из будущего» (также «культовых» — для моего поколения) безусловно побеждал советский гуманистический идеализм — которого «в жизни», кстати говоря, уже почти не осталось… И, тем более, этот «ресурс будущего» был совсем не востребован, когда Ельцин объявил о «возрождении России». Забавно, что «Гостью из будущего» в начале 1990-х на несколько лет словно бы «запретили» — видимо, «демократам» с телевидения и видеосервисов казался совершенно неприемлемым эпизод, в котором над Кремлем 2084 года развевается красный флаг…
Что же касается теоретической футурологии, то западном мире она давно уже отвоевала весьма солидное и многомерное пространство. Технократические (но все же оптимистические) прогнозы Тоффлера и постиндустриализм Белла, игровая (но оттого лишь более эффективная) доктрина «бизнеса в стиле фанк» Нордстрема и Риддерстрале, «глокализация» Робертсона и «мировая информационная деревня» Маклюэна, «постистория» Бодрийара и «археофутуризм» Фая… — все эти исследования постоянно расширяются и развиваются множеством интеллектуальных сообществ.
В России же принадлежащими к этой футурологической волне можно назвать теории «виртуализации» Дмитрия Иванова и «постэкономического общества» Владислава Иноземцева. Однако они сегодня не находят адекватной аудитории. Не находят широкого понимания и «более прагматичные» проекты — «струнный транспорт» Анатолия Юницкого, «сет-технологии» жилищного строительства Сергея Сибирякова и т.д. Российское общество, как уже говорилось, заворожено разными версиями прошлого или хотя бы «сохранения того, что есть». Эту завороженность (точнее, замороженность) охотно поддерживают власти — ведь сырьевому придатку развитых стран, пышно называемому «энергетической державой», никаких иных проектов будущего не надо. Главное: как можно более «эффективно» выкачивать отсюда ресурсы…
…До 50-х годов ХХ века открытая русскими Аляска не имела статуса полноправного штата и оставалась такой же «сырьевой колонией» США, во что нынешние кремлевские правители превращают и большую часть России. Все изменилось, когда аляскинцы приняли собственную конституцию, зафиксировавшую, что 90% ресурсов штата принадлежит ему самому. И это стало основой преображения и быстрого развития этой земли — экономического, социального, культурного… Легендарный с тех пор аляскинский губернатор Уолтер Хикл, ставший позднее президентом международной организации Северный Форум, утверждает: «Местные жители в каждом регионе Севера — от Аляски до Республики Коми — это обыкновенные люди, которые просто хорошо знают свою землю. Дайте им возможность полноценно ею владеть и самим заботиться о том, что им дано природой, и они построят величайшее общество на Земле. На Земле нет недостатка в пространстве. Есть лишь нехватка воображения».
Пожалуй, воображение — это действительно главный ресурс для любого исторического творчества, а не какие-то «углеводороды»… Учитывая этот опыт, мы попытаемся набросать футурологическую картину, какой могла бы выглядеть Россия в ближайшие десятилетия.
Прежде всего, несмотря на нынешнюю моду на «государственничество» и проекты очередных «империй», государство в том виде, как мы его знаем сегодня, уже не будет играть определяющей роли. Поскольку «империя», как убедительно доказали Хардт и Негри, ныне становится единственной, основанной на глобальной конвергенции корпораций и бюрократий. А все «региональные империи» превращаются лишь в ее структурные подразделения — «пятые» или «десятые».
Альтернативное будущее связано с созданием новых глобальных проектов, основанных на совместных интересах тех или иных регионов планеты. История вряд ли кончается на уже существующих надгосударственных объединениях — вроде ЕС или АТЭС. Наиболее перспективным в этой связи видится возникновение нового международного Северного Сообщества. Северные пространства планеты рассматриваются глобальными монополиями и государственными бюрократиями преимущественно лишь как сырьевая колония. Однако вряд ли северяне будут вечно мириться с таким положением дел. Однажды они приступят и к политической самоорганизации. Кстати, глобальное потепление, которого так боятся в нынешних «мировых центрах», можно рассматривать, если угодно, как «знак эпохи». Прогнозы таковы, что уже в ХХI веке Северный (бывший Ледовитый) океан вполне может климатически и символически стать «Средиземным»…
Историческим прототипом Северного Сообщества может стать наша Новгородская республика — с ее глобальной открытостью, региональной самобытностью и гражданским самоуправлением. (Вспомним исторический миф, находящий странные подтверждения в американской академической науке — Farrell Th. Lost colony of Novgorod in Alaska // «Slavonic and East European Review», V. 22, 1944, — о том, что первооткрывателями Аляски были как раз новгородцы, бежавшие от Ивана Грозного.) Культурная близость народов Глобального Севера — от Скандинавии до Сибири и от Канады до Гренландии — даже более очевидна, чем нынешнее европейское «всесмешение». А зримым символом возникновения Северного Сообщества станет Берингов мост, который навсегда сотрет условную и давно устаревшую границу между «Востоком» и «Западом»…
Однако экономической основой Северного Сообщества станет не только и даже не столько природное сырье. (Хотя и оно будет играть свою роль — только место нефти займет чистая вода, которая будет экспортироваться на перенаселенный и засушливый Юг.) Здесь прообразом может послужить нынешняя Финляндия, которая за последние годы из «медвежьего угла Европы» стремительно превратилась в высокотехнологичную северную «Силиконовую долину». Развитие информационных технологий и услуг как раз и будет отличать Северную цивилизацию от Южного «конвейера».
В этом процессе изменится само историческое мироощущение северян. До недавних пор все новейшие проекты и стратегии проходили по ведомству «пост-» — эпоха постмодерна, постиндустиальное общество, даже «постчеловечество»… Это «пост-сознание» привычно отталкивалось от прошлого, постоянно соразмеряло себя с ним. Знаком же действительно новой эпохи станет «прото-сознание» — восприятие окружающей реальности не в «апокалиптических» тонах, но ровно наоборот — как стартовых условий для еще не наступившего будущего. Об этом весьма образно написал профессор Михаил Эпштейн в своем Манифесте нового века:
«Все то, что предыдущим поколением воспринималось под знаком «пост-», в следующем своем историческом сдвиге оказывается «прото-» — не завершением, а первым наброском, робким началом нового эона, нейрокосмической эры, инфо- и трансформационной среды. Основное содержание новой эры — сращение мозга и вселенной, техники и органики, создание мыслящих машин, работающих атомов и квантов, смыслопроводящих физических полей, доведение всех бытийных процессов до скорости мысли. За каждым «пост-» вырастает свое «прото-»... Прото- — это смиренное осознание того, что мы живем в самом начале неизвестной цивилизации; что мы притронулись к каким-то неведомым источникам силы, энергии, знания, которые могут в конечном счете нас уничтожить; что все наши славные достижения — это только слабые прообразы, робкие начала того, чем чреваты инфо- и биотехнологии будущего.
«Конец реальности», о котором так много говорили «постники» всех оттенков, от Деррида до Бодрийара... Оказывается, что это только начало виртуальной эры. Наши теперешние нырки в компьютерный экран — только выход к пенной кромке океана. Дальнейшее плавание в виртуальный мир, виртонавтика, предполагает исчезновение берега, т.е. самого экрана компьютера — и создание трехмерной среды обитания, воздействующей на все органы чувств».
В этом процессе на смену «менеджерскому сословию» придет то, что наши эксперты называют креатократией — власть творческих людей, способных создавать и организовывать новые пространства. Это великая возможность и для русской культуры вспомнить свои северные, варяжские истоки творцов новой цивилизации — вместо занудного погрязания в «классике» XIX века, самоценного «удержания империи» или средневековых догматов о «третьеримском катехоне»…
Эти «консервативные» настроения, усиленно насаждаемые нынешней властью, в действительности лишь закрывают путь в русское будущее. Они формируют невероятно искаженный и архаичный образ «русского патриотизма», который начинает ассоциироваться не с наукой, космосом и мировыми открытиями, а с изоляционизмом, репрессиями и прочим «опричным» карнавалом…
Тогда как новая культура наступающей «прото-эпохи» строится скорее на живом синтезе древнейших мифов и сверхсовременных технологий. Волшебная Гиперборея — как символ Северной цивилизации — это не археологические черепки, но футурологический проект. И в его воплощении на второй (если не дальше) план отойдет волнующий ныне многих идеологов и политиков вопрос о судьбах «белой цивилизации». Если белые люди сами забыли свое воспетое Киплингом «бремя» первооткрывателей и мечтают лишь о спокойном «выживании» — они неизбежно исторически проиграют. А в ком победит творческая воля Севера — те и станут «гиперборейцами» новой эпохи…
