Неудобные истоки

От редакции. В мае 2006 г. нашу столицу посетил известный историк Мануэль Саркисянц. Интервью ученого АПН и лекция в МГУ, в которой он рассказал о своих взглядах на корни немецкого (как предпочитает говорить сам Саркисянц, «австро-баварского») расизма, вызвали живой отклик у наших читателей. Узнав о большом интересе в России к проблематике его книги ««Английские корни немецкого фашизма», Саркисянц предложил нашему изданию рассказ о реакции в Британии и Германии на его исследование, о тех проблемах, которые возникли у него в связи с публикацией монографии.

 ***

Мое обращение к теме английских корней нацизма было обусловлено сначала политикой Великобритании по отношению к республиканской Испании в 1936–1939 годах, а потом соотнесением британской «демократической» радиопропаганды к английской практике в оккупированном Иране в 1941–45 гг. Когда я высказывал эти мысли в Нью-Йорке, то они «опровергались» на основании их эмоционального выражения (то, что выражается «эмоционально», мол, не может быть рационально). В 1947 г. мне говорилось, что такие мысли об английском империализме стали уже моей «идеей фикс» — и мне следует обратиться к психиатру…

Тогда я начал собирать документальные материалы для этой работы, думая, что она могла бы стать моей первой книгой. Если вышло бы так, моя научная карьера кончилась бы еще до ее начала. Уже в 1950 (или 1951 году) немецкий профессор в Чикаго предупредил меня, что никакое германское издательство не посмеет публиковать книгу на такую тему. (Это не относилось к советской части Германии). Самое удивительное, что за полвека никто другой не принялся разрабатывать всю эту тематику, обращение к которой само собой напрашивается при самом поверхностном знакомстве с событиями. Если кто и обращал внимание на некоторые аспекты данной темы, то это были как раз отдельные британские историки.

Но когда я погрузился в тематику гораздо более мне симпатичную — происхождение буддистского социализма в Бирме — британский историк этой колонии Кеннет Холл свидетельствовал о моем «невежестве», настаивая на том, что моя книга “Buddhist Backgrounds of the Burmese Revolution” (вышедшая в свет с предисловием французского буддолога Paul Mus) «не должна была издаваться». Опубликовавший «критическую» рецензию Холла англо-канадский журнал не захотел разместить мой ответ (прицепившись к одной только фразе). Потом из этого ответа выросла монография об историографии Бирмы как прославлении британского владычества. Она была частично прочитана на парижском съезде востоковедов в 1971 году (где ее тезисы были поддержаны учеными из Индии и России).

Для ее публикации нашим Южноазиатским Институтом Гейдельбергского университета я предложил принять одно из трех решений: 1) Резолюцию публиковать — так как мы прогрессивны; 2) Резолюцию не публиковать, так как мы желаем получить приглашение в Лондон; 3) Не принимать никакой резолюции, так как мы хотим и оставаться прогрессистами, и побывать в Лондоне. Принято было третье решение…

Впрочем, в 1972 г. текст монографии был опубликован голландским социалистом Van Veur в серии о юго-восточной Азии университета Огайо (США). Позже он появился на бирманском языке и был одобрен военным диктатором Бирмы, генералом Не Вином. Зато в Корнельском университете США, одном из мировых центров изучения юго-восточной Азии, я прослыл подлинным еретиком и подпал там под анафему.

А что мне (в качестве изучающего историю Бирмы) не полагалось заниматься англо-империалистическими образцами Гитлера — значилось среди выводов репортерши здешнего административного суда. Туда пришлось обращаться, так как университетская администрация годами старалась избежать огласки тематики моих лекций о британских примерах для фюрера нацистов.

Например, она выпускала из каталога сначала место лекций, а потом указание на их часы — а в 1999 г. и то, и другое. Не упоминалась моя тематика в списке лекций факультета. Предлог для этого был, что после меня кафедра перешла на другой факультет… Все это делалось из-за того, что здешние демократические законы не дают администрации прямой возможности повлиять на тематику университетского преподавания. Поэтому представлялось так, что дело не в тематике. Таким образом, и суд избежал сути дела, настаивая на целой серии условностей. Несмотря на то, что в аналогичном иске (где речь шла ни про Гитлера, ни про Англию) решение суда шло против соответствующего университета, я не смог выиграть это дело «юридически». Суда нашел, что в будущем университет уже не будет давать повод к иску.

Хотя юрисконсульт союза университетских преподавателей указал на закон против «травли народа»(volksverhetzuhg), а я — на отсутствие закона против оглупления народа (volksverdummung), мне удалось достичь желаемого результата суда «политически». Ибо после того как я предупредил о моей готовности обратиться в Европейский трибунал (в Страсбурге) для решения, включает ли свобода кафедры право объявления лекций на еретические темы, наш университет предпочел не доводить дело до такого неблагоприятного итога. Ради того, чтобы избежать такого неудобства, администрации университета пришлось публиковать даже тексты из моих лекций в Интернете — включая английские цитаты, которые подпадали здесь под идеологическое табу. Например, замечание британского историка А.Тойнби о том, что расизм на Западе происходит от кальвинистского национального сознания Англии. И даже напоминания Ричарда Рубинштейна, что Гитлер находил в «геноцидном обществе британской Австралии пример для своего «государственного геноцида» (с той разницей, что в Австралии истребляли туземцев без правительственного приказа, по единогласному решению колонистов, а в нацистском Рейхе уничтожали евреев, цыган и гомосексуалов по инициативе диктатора.)

Среди слушателей моих лекций ностальгия по Гитлеру находила удовлетворение в доказательствах, что не только Германия была виновата в катастрофе. А почитателей советской части Германии радовали доказательства, что за фашистскими расистами стояли колониальные империалисты.

Однако когда мои лекции вышли в виде книги (под заглавием «Английские модели Гитлера. От британской к баварско-австрийской расе властителей») даже самые «левые» книготорговцы не осмелились поставить ее на витрины. С другой стороны, нацистское издательство Арендт собиралось включить книгу в литературу, которую они предлагали в своих каталогах. Но познакомясь с ее содержанием, оно — по слишком даже понятным причинам — предпочло не делать этого, объяснив, что «большинство из читателей — ветераны войны» (гитлеровской). Зато особенно деловитый издатель прислал готовый договор для моей подписи. А в нем говорилось, что он обязуется издать книгу «во время, на которое будет обоюдное согласие». Вышло, что этот делец, с одной стороны, испугался собственной смелости издавать такую ересь. А с другой стороны, он все-таки рассчитывал на наживу, предполагая выпустить книгу в отдаленном будущем, когда подобная тема уже не будет подлежать табу.

Даже извлечения из оглавления книги показались слишком опасными для журнала «Шпигель», известного своими разоблачениями и конфузными сенсациями: не претендуя на ознакомление с содержанием монографии, он нарушил условленное с его представителем по рекламе соглашение о платном объявлении следующих строчек:

«Британские образцы «властелинов расы» / Вдохновители гитлеровских «железных законов жизни»; образцы расового единства и солидарности нации через империализм расы против сознания класса / тренировка британской элиты, модель гитлеровского воспитания вождей / Хьюстон Чемберлен, британский пророк Третьего рейха / Остланд — то есть Россия — в качестве колониальной «Индии» Гитлера в идеологии его похода на Восток / Поощрение Невиллом Чемберленом гегемонии Гитлера над Европой ради укрепления расистской Британской империи / Как 28 сентября 1938 года он спас фюрера от прусских генералов / Британцы под командой Гитлера / Британские эсесовцы / В оккупированной фюрером части британских островов было меньше сопротивления, чем в самой Германии»

Чтобы избежать оговоренной публикации объявления с этим текстом, предлог журнала «Шпигель» для нарушения соглашения, гласил: «Из-за принципиальных соображений» [т.е. из-за принципов, по которым отказывают в объявлениях и порнографии].

Спрашивается, откуда у этих ревнителей идеологической корректности в журналистике берется смелость критиковать тех, кто не осмеливался рисковать жизнью, чтобы нарушить фашистские табу, тогда как эти цензоры добрых политических нравов сами не имеют ни малейшей отваги, чтобы преступить идеологические табу своего времени, причем без малейшего риска для них самих.

Но даже немецкий социал-демократический министр Михаил Нойман (Neuman) не осмелился противоречить лондонской газете “Daily Mail” — в свое время самой гитлеровской вне Германии — когда (в 1998 году) она назвала его «преемником Геббельса», несмотря на то, что в его распоряжении были материалы моей книги.

Тут прочно установлена доктрина, что, мол, не немцам критиковать западные империализмы — особенно английский. Ведь с 1871 года при всех четырех режимах — кайзеровском, республиканском, нацистском и натовском — английские модели оставались образцами для немецких политиков. И не полагается упоминать, сколько раз Гитлер ссылался на британские реалии. Ибо в сознание европейцев глубоко укоренилась мысль о «коллективной вине» всех немцев. Это признание со стороны самих жителей Германии стало как бы пропуском в «свободный мир» НАТО — и предпосылкой для экономического чуда при Аденауэре. Поскольку в 1945 г. народ не свергнул тех, кто привел его к национальной катастрофе, «бывшие» нацисты вошли во все институты послевоенной ФРГ. Именно поэтому там была провозглашена «коллективная вина» всего «населения». Ведь если виновны «все», то действительно виновных найти невозможно. Германия даже добровольно продолжает зависеть от англосаксонских политических идей (игнорируя — в противоположность ГДР, бывшего немецкого «восточного» государства — крестьянскую войну 1524–1525 гг., а также революцию 1848/1849 и 1918 г.).

Поэтому никак не полагается напоминать англоязычным наставникам немцев, откуда перешел к ним расизм и идеология социал-дарвинизма в качестве «научного» обоснования геноцида

В то время как тезисы о русских образцах для Гитлера в порядке вещей (1), даже если они и опровергают представление о чисто немецком происхождении нацизма, любая отсылка к его британским образцам подпадает под табу — несмотря на многочисленные напоминания самого Гитлера о его английских моделях — и несмотря на их описания в самой английской историографии. Ибо то, что нередко публикуется англичанами, не полагается публиковать в Германии. Например, Cambridge University Press издал в 2000 книгу с подзаголовком «Нацистские представления о Британии». Там даже немецкий автор Штробль осмелился констатировать: «Утверждать расстояние между [собственной] расой господ и покоренными расами — в этом Гитлер… секрет успеха британской империи… И эта связь расы и империи стала ключевой в мышлении фюрера — что его Рейх должен подражать британскому владычеству в Индии своей беспощадностью в Восточной Европе. Колонизация [индейской] Северной Америки [англичанами] должна была стать образцом для германского господства над Россией… В 1937 г. юным немцам полагалось изучать англосаксонскую [колониальную] империю, чтобы преодолеть свои «угрызения совести» [Strobl 2001: 80, 69, 76, 82].

В той английской книге — еще до титульной страницы — напечатано еще и следующее откровение: «одна из фундаментальных задач нацистов было… подражание безжалостности Британской империи — [т.е.] по отношению к Восточной Европе». Но ее автор оставил открытым «вопрос», соответствовало ли понимание Гитлером британского империализма действительности.

А когда ответ на это был документально обоснован в моей немецкой книге, то англо-канадcкий журнал «International History Review» опубликовал (в 1999 г.) отзыв, в котором о моей книге говорилось, что она «является не научным трудом, который не дает ничего для нашего понимания нацистской Германии». Пишущий, а именно англо-американский патриот Норман Года, подтвердил теплые чувства нацистов по отношению к их нордийской братии за каналом [то есть к англичанам] и их стремление к союзу с Лондоном; он признал «вне дискуссий» и факт, что британцы времен королевы Виктории и наци черпали из одного самого мутного источника социального дарвинизма. Он признал также, что «Англия Виктории внесла [только] свою долю в развитие расизма», не забыв напомнить, что «Саркисянц мог бы заметить, что они никогда не собирались строить концлагеря (2) и никогда не обсуждали вариант систематического, массового уничтожения населения Пенджаба [севрерозападной Индии], чтобы освободить место для будущих англо-саксонских колонистов.»

На самом же деле, с английской стороны про Индию говорилось так: «варвары, в невежестве и суеверии, защищены от истребления только там, европейцы не могут постоянно жить в их климате» [Dilke 1894: 539].

А именно к Индии относил высокий сановник юстиции в Британской Индии свою рекомендацию «административного геноцида» [Carthill 1924: 98, 92–93, 89]. Да еще в 1904 г. в так называемой науке «евгенике» рассматривались «смертоносные камеры» [lethal chambers] для ликвидации нежелательных жизней «нежизнеспособных» [Stone 2002: 3, 4, 132].

Игнорируя такие данные, этот англо-канадский рецензент решил, что лучше не обращать внимания на немецкую книгу о британских образцах Гитлера — и что библиотеки ничего не потеряют, если не приобретут ее [“International History Review” 1999: 208–209]. На отрицательные оценки он имеет полное право, ответил я редактору. Но на что рецензент не имеет никакого права, так это приписывать книге содержание в ней не содержащееся.

Журнал, приписавший мне то, чего я никогда не говорил, эти возражения игнорировал. Хотя «критик» предпочел ничего не отвечать мне на них, редакции пришлось опубликовать мою ответную реплику — когда через канадского юриста, я пригрозил ей обращением в суд.

Отказался публиковать даже решение немецкого суда о немецкой книге про британские образцы Гитлера германский высокоблагонамеренный авторитет по истории Бисмарка. Этот профессор и доктор Лотар Галь действовал никак не менее благонамеренно, чем тот ректор Фрейбургского университета, который, когда в 1945 г. в город вошла французская армия, велел покрыть занавеской бюст Бисмарка, чтобы защитить французов от вида их победителя 1871 г. (А французы, напротив, не оценили такую благонамеренную услужливость, думая, что этот ректор хотел, наоборот, защитить основателя Второго рейха от их вида, и его арестовали). Согласно той же традиции, желая не допустить обиды британцев за критику их империализма, да еще напечатанную здесь, в Германии, — этот профессор Галь опубликовал в своем «Историческом журнале» (Historische Zeitschrift) набор ругани, не появлявшейся на страницах этого издания более столетия. В то время как важнейший американский журнал по истории “American Historical Review” предпочитал — и предпочитает — совсем не поминать об этой книге (даже обходя ее молчанием в списках не рецензированных публикаций), некий Магнус Бреткхен, аспирант при Мюнхенском университете, резко выступил против автора, посмевшего заявить, что «важные элементы нацизма не были немецкого происхождения, а были импортированы в Германию, да еще из образцовой Англии — из родины «либерализма»». Автору этих дерзостей он приписал «работу, рожденную бредом (Wirres Wert), не заслуживающую никакого внимания, интересную только в плане изучения предрассудков автора… Раздражения компиляций, без методологических угрызений…, каша цитат со вздорными тезисами, как следующий: Идеал властелина (Herrenmenschen) по Гитлеру едва ли отличается от воли к господству, привитой элитарным воспитанием британскому правящему классу (т.е. расистское властелинство, антиумственная готовность к насилию, наклонность угнетать согласно приказам), едва ли отличается от всего этого — разве только хронологическим порядком, согласно этому никак не научному автору».

На это я ответил, что если «научность» состоит в повиновении общепринятому, если она заключается в повторениях идеологически «корректного» во имя собственной карьеры, во имя материальной «выгоды», тогда я — действительно не научный автор.

Я потребовал судебного разбирательства не из-за столь резкой оценки моей персоны, а, желая установить судебно факт искажения этим «критиком» мною написанного. Моим требованием было поправить ложь о том, что я не отличал властелинство британского империализма от нацизма. И судебное решение подтвердило, что, приписывая мне этот вывод, рецензент противоречил фактам, ибо в моей книге имеется длинная (предпоследняя) глава, специально озаглавленная «О несравнимости практики. Решающие различия в теории» [между британским империализмом и нацизмом]. Несмотря на то, что сам суд констатировал этот факт, судьи решили — на основании юридического комментария о свободе печати при оценках научных или художественных произведений, — что у меня нет права требовать исправления искаженных фактов в том случае, если эти ошибочные указания были сделаны в контексте критики публицистического текста.

Но поскольку эта свобода в критике содержания книги не относилась к оценке личности ее автора, суд запретил — под угрозой огромного штрафа — этому лихому чемпиону «политической корректности» повторять, что автор рецензируемой книги [даже, добавляю я, в качестве распространителя идеологической ереси] — «автор не научный» (Приговор 21 сентября 2001 года; AZ 25 C 187/00 Amtsgericht Heidelberg). (Публикуя выдержки из приговора, редактор органа университетских преподавателей предпочел скрыть тематику исследования английских образцов Гитлера [“Forschung und Lehre” 2003: 500]).

Вместо обжалования этого судебного постановления адвокат господина критика обратился письменно к ректору Гейдельбергского университета с запросом, на каком основании Саркисянц был допущен к чтению лекций. В ответе ему указали на данные в университетском каталоге — и на конфиденциальность всего остального. Еще короче был ответ мне на запрос — в столице Баварии, допущен ли этот человек к тамошней адвокатуре. Дело было еще в том, что подзаголовок моей еретической книги напоминает о преобладании австро-баварского элемента среди пионеров нацистской расы господ. Парадоксально, что в то время как на всех немцев поголовно — не исключая даже немецких антифашистов — взваливается «коллективная вина», из этого обсуждения вины практически исключаются немцы баварские. Баварцев винить никак не полагается — хотя общеизвестно, что при нацистах столица Баварии прославлялась именно в качестве «Столицы Движения» (Hauptstadt der Bewegung) нацистов.

Зато фашистское содержание пробовал на суде приписать моей книге защитник ее критика Герр Шопп: за деньги он лгал, что книга «крайне правой тенденции» (Rechtsradikal). В ответ на это раздались возгласы из публики: «Она — антифашистская». Потом адвокат Шопп пожаловался и на новое прегрешение — на «прерывание суда».

На самом деле, и для левого антиимпериализма важно разоблачение расизма, и для «правого» немецкого патриотизма величие немецкой культуры должно превосходить по своей важности оправдание австро-баварской ереси социального империализма, импортированного из Англии. В противовес всеобщим осуждениям культуры Германии из-за двенадцати лет нацизма, я документально обосновал, что ключевые элементы мировоззрения Гитлера были британского происхождения.

Эту тематику характеризует ирландский историк Брендан Клиффорд следующим образом: «Нацизм был, в общем, попыткой англизировать германское общество, которое до этого не имело в себе способности совершить то, чем так восхищала Гитлера Англия. С Германией же связан духовно Саркисянц, желающий сохранить перспективы «старой» Германии, несмотря на новую. И в этой книге он как бы отплатил Англии за пример, который — в качестве ведущей мировой державы — она показала Германии» [Clifford 2003].

Но внукам послушных приверженцев фюрера кажется слишком рискованным принимать к сведению напоминания о британских примерах для Гитлера — и поддержке его элитой Британии (в том числе высокопоставленных лиц, не исключая королевскую семью, из-за чего им пришлось уничтожать целый ряд архивных документов [Thurlow 1989: 146; Newton 1996: 185]). Узнать об этом имеют право прежде всего потомки российских победителей фашистского Рейха.

Ибо слишком многое из классической культуры Германии вошло в традицию русского гуманизма. Уже поэтому выход русского издания недавней книги о британских корнях нацизма должен был доставить автору — и доставил — ему большое удовлетворение.