«Газпром» против России, Россия против «Газпрома»

Подходит к концу политический сезон, в начале которого Кремль официально выдвинул стратегию развития страны как «энергетической империи», гаранта сырьевой безопасности ряда развитых стран, в первую очередь, Западной Европы. Многие результаты воплощения этой стратегии ясны уже сегодня.

Несмотря на очевидную для евроатлантического клуба привлекательность редукции России до сырьевого поставщика, должного взаимопонимания между «энергетической державой» и основными потенциальными потребителями ее ресурсов по ключевым вопросам архитектуры энергетической безопасности пока не наблюдается. Это отчётливо показали события января–июля 2006 года, в том числе – саммит G8 в Санкт-Петебурге, где Россия намеревалась сделать глобальную энергетическую безопасность центральной темой повестки дня (фактически же главной темой стал разразившийся накануне саммита новый масштабный ближневосточный кризис). Не случайно от российских переговорщиков все чаще исходят заявления о пагубности «энергетического эгоизма», приоритетности «общих интересов», необходимости «глобального измерения» проблемы. Однако на фоне неизбежно обостряющейся борьбы за условия доступа к энергетическим ресурсам решающую роль будет играть не «политкорректный» риторический пакет, а степень осознания и, что еще важнее, институционального воплощения российских национальных интересов в данной сфере. Поэтому для ведения эффективного энергодиалога с лидерами «первого мира» нам необходимо достичь прочного национального консенсуса о стратегических целях энергетической политики страны и создать механизмы, гарантирующие неотчуждаемость российского энергетического наследства.

Данный меморандум посвящен двум группам вопросов:

- рассмотрению императивов национальной энергетической стратегии в их взаимосвязи с международной энергополитикой;

- соотношению национальных (государственных) и корпоративных интересов в рамках доктрины «энергетической империи» и в процессе воплощения этой доктрины.

В последние месяцы «энергодиалог» России и ЕС становится все более жестким. Это связано не только с ростом взаимных претензий и противоречий, но и с грядущим изменением формата взаимоотношений сторон. В 2007 году теряет силу рамочное «Соглашение о партнерстве и сотрудничестве», подписанное еще в 1994 году и действующее, после ратификации парламентами России и стран ЕС, с 1 декабря 1997 года. В ближайшие годы истекают сроки действия ряда долгосрочных контрактов, определявших систему энергетических отношений России и ЕС на протяжении нескольких десятилетий. Новые правила игры, создаваемые в ходе либерализации газового рынка ЕС, еще не вполне оформлены и совершенно не апробированы. Какими они окажутся в конечном счете, пока не знают ни поставщики, ни потребители энергоресурсов. Выработка правил игры есть, как правило, производная от баланса сил. А ведь именно сегодня формируется новый среднесрочный (7-10 лет) баланс сил на энергополитической карте Евразии.

Ключевым фактором в этой борьбе является транспортная монополия России, обеспечивающая ее контроль над экспортом среднеазиатских газовых ресурсов (см. Меморандум ИНС «Геоэкономические итоги «газовой войны»). Демонтаж этой монополии является одним из приоритетов энергетической стратегии ЕС. «Газовая война» Москвы и Киева (декабрь 2005 – январь 2006 гг.), как и прогнозировалось, стала для европейцев удачным поводом к активизации усилий на данном направлении.

Во-первых, ЕС, при весомой поддержке США, приступил к созданию обходных маршрутов транспортировки энергоносителей из региона Каспия в Южную, Восточную, Центральную и Западную Европу. В течение 4-5 лет планируется завершить строительство газопровода «Набукко» («Навуходоносор»), который должен ежегодно поставлять на европейские рынки 25 млрд. кубометров газа из каспийского региона и с Ближнего Востока, и Транскаспийского газопровода для прокачки среднеазиатского газа в обход России по маршруту Азербайджан-Грузия-Турция-Европа (с ответвлениями в Молдавию и Украину). Подключение Казахстана к этому проекту сегодня активно лоббируют США.

Во-вторых, заметно усилилось давление европейских переговорщиков на российское руководство по вопросу о ратификации договора к Энергетической хартии, для обеспечения свободного доступа к российской инфраструктуре транзита и добычи энергоносителей. Напомним, что правила хартии обяжут Российскую Федерацию обеспечивать транспортировку энергоносителей, принадлежащих третьим странам, по внутреннему транзитному тарифу. Риск уступок по данному вопросу особенно возрастает по мере приближения сроков ухода Владимира Путина от власти, а значит, нарастания необходимости легализации активов российского правящего слоя на Западе (в Северной Америке и Западной Европе).

Одной из площадок для обсуждения этого вопроса мог послужить недавний саммит G8 в Санкт-Петербурге, на котором тема энергетической безопасности должна была стать основной. Однако каких-либо системообразующих решений на саммите принято не было. Лидеры G8 подписали специальную итоговую Декларацию "Глобальная энергетическая безопасность". Каждая страна "восьмерки" взяла на себя добровольные обязательства повышать прозрачность и стабильность глобальных энергетических рынков, энергоэффективность и энергосбережение, диверсифицировать виды энергии, сокращать масштабы энергетической бедности, решать проблемы изменения климата и устойчивого развития. На фоне этих мало обязывающих призывов пассаж о необходимости развивать ядерную энергетику, принятый несмотря на "особую позицию" Италии и Германии, стал выглядеть как особое достижение в области энергетической безопасности. По мнению российского руководства, главным успехом саммита стала "определенная смена акцентов в самом понятии энергобезопасности". Раньше, объяснил журналистам Владимир Путин, под этим подразумевалось, прежде всего, стабильное снабжение потребителя. Теперь Россия добилась признания Западом права поставщика пересматривать цены на энергоносители. Но это признание стало результатом нелегкого компромисса. Под нажимом стран Запада в итоговой Декларации была отражена возможность краткосрочных, спотовых контрактов на поставки энергоносителей. Между тем Россия заинтересована в том, чтобы контракты с ЕС были как можно более долгосрочными и обеспечивали стабильное финансирование новых инфраструктурных проектов по добыче и транспортировке энергоносителей.

Несмотря на сглаживание острых углов в рамках протокольной части саммита, очевидно, что дальнейший разговор одного поставщика энергоресурсов с семью ключевыми потребителями обещает быть непростым. В частности, вполне вероятно, что именно ратификацию ДЭХ партнеры по «большой восьмерке» будут рассматривать как залог ответственного отношения РФ к «глобальной энергетической безопасности».

В меморандуме ИНС «Геоэкономические итоги «газовой войны» мы утверждали, что ответом России на европейский вызов должны стать:

- создание энергетического альянса со странами Средней Азии, более справедливое распределение ренты в пользу среднеазиатских поставщиков,

- принципиальный отказ от ратификации ДЭХ в его нынешнем виде при одновременной выработке согласованных правил транзита энергоресурсов на постсоветском пространстве.

События последнего времени и заявления, исходящие от российских официальных лиц в ответ на усилившееся давление ЕС, отчасти созвучны этим рекомендациям. Так, в ходе нескольких международных встреч и конференций, состоявшихся в мае 2006 года, представитель «Газпрома» Александр Медведев и председатель профильного комитета Государственной Думы ФС РФ Валерий Язев заявили о том, что ДЭХ придется основательно пересмотреть, прежде чем Москва согласится его ратифицировать. Больше того, по информации наших источников, близких к «Газпрому», российские эксперты заняты выработкой альтернативного ДЭХ документа. Тогда же, в ходе майских встреч с европейскими партнерами, Александр Медведев и Валерий Язев открыто заявили о заинтересованности России в создании регионального картеля газодобывающих стран. Важным практическим шагом в этом направлении стала договоренность о повышении закупочной цены казахского газа для «Газпрома» до $140 за тысячу кубометров, достигнутая в ходе встречи Владимира Путина и Нурсултана Назарбаева 20 мая 2006 года.

Справедливое распределение прибыли от экспорта среднеазиатского газа – необходимое условие сохранения российской газотранспортной монополии. Поэтому больший учет казахстанских интересов в данном случае вполне соответствует интересам российским. Однако прецедентных двусторонних договоренностей недостаточно для создания регионального картеля. Важно сформулировать единые правила игры для всех его участников. В противном случае, в любой момент один из среднеазиатских поставщиков может в одностороннем порядке резко поднять отпускную цену газа, как и поступил недавно Туркменистан, где все решения подобного уровня принимает лично президент Сапармурат Ниязов (Туркменбаши). 20 июня Ниязов подписал указ, согласно которому цена на экспортируемый из страны газ повысится со второй половины 2006 года с $66 до $110-125 за тысячу кубометров. Этот шаг ставит под вопрос всю посредническую схему реэкспорта туркменского газа через фаворитов «Газпрома», подобных швейцарской (зарегистрированной в кантоне Цуг) компании RosUkrEnergo AG.

Возвращаясь к российско-европейским отношениям, следует отметить, что идея картеля поставщиков природного газа была озвучена представителями «Газпрома» в качестве угрозы, адресованной его потребителям. Это настораживает в наибольшей мере. Как известно, угрозы часто высказываются для того, чтобы не быть реализованными. Между тем, необходимость регионального энергетического альянса и недопущение свободного международного доступа к российской газотранспортной системе (ГТС) – это объективные императивы российской энергополитики, а не риторические фигуры давления на европейских партнеров. К сожалению, со слов президента Путина, все выглядит несколько иначе: «Если наши партнеры ждут от нас какого-то эксклюзива, ждут, что мы выстроим абсолютно либеральную политику в доступе к инфраструктуре, добыче и транспортировке, то у нас возникает вопрос: что мы получим взамен?». На наш взгляд, такая постановка вопроса чрезвычайно опасна. Суверенитет России над транзитной системой и недрами – а международные требования хартии сводят его на нет – не может быть предметом торга. Поэтому вместо ратификации ДЭХ необходимо принятие закона, исключающего свободный международный доступ к национальной нефтегазовой системе. Важный шаг в этом направлении уже сделан. В июле 2006 года Федеральное Собрание РФ приняло закон «Об экспорте газа», согласно которому исключительным правом на осуществление экспорта природного газа обладает организация-собственник единой системы газоснабжения либо её стопроцентная дочерняя компания.

Статус «Газпрома» как собственника российской единой газотранспортной системы (ЕСГ) вызывает большие вопросы, которые мы затронем в ходе дальнейшего рассмотрения. Однако скорейшее увязывание собственности на ЕСГ с монополией на экспорт, безусловно, пойдет на пользу и усилит переговорные позиции России в «энергодиалоге» с западными державами, законодательно заблокировав наиболее одиозные из их требований.

Монопольное использование национальной ГТС не исключает доступа иностранных инвесторов к разработке отдельных месторождений – на основе ограниченных по сроку лицензионных или концессионных соглашений. Такие соглашения вполне могут быть предметом торга с Евросоюзом, и в этом случае действительно встает вопрос: что «Газпром» хотел бы получить взамен от Европы? Сегодняшний ответ на этот вопрос хорошо известен. Валерий Язев, обращаясь к европейским деловым кругам в Берлине, открыто говорит о том, что «Газпром» стремится «выйти на прямые поставки потребителям через скупку распределительных сетей» в Европе. Действительно, «Газпром» мог бы существенно увеличить свои прибыли, приобретя акции зарубежных компаний розничной торговли. Во Франции розничная цена на газ выше оптовой почти в 2 раза, а в Дании – почти в 7 раз. В европейском розничном секторе извлекается значительная доля энергетической ренты, и вполне естественно, что Европа не спешит открывать в него доступ «Газпрому». Так, в апреле текущего года власти Великобритании заблокировали приобретение «Газпромом» газораспределительной сети Centrica, а месяц спустя глава E.ON Ruhrgas Буркхард Бергман заявил, что не готов предоставить «Газпрому» доступ в розничные сети Германии в обмен на долю в Южно-Русском месторождении. На июньской Всемирной газовой конференции в Амстердаме отказ британцев был в категоричной форме подтвержден министром финансов страны Гордоном Брауном. Российские переговорщики не скрывают, что ужесточение риторики с их стороны – не что иное, как ответ на эту политику сдерживания. Это заставляет предположить, что политика размена национальных интересов на корпоративные бонусы не ушла в прошлое, а лишь вступила в новую, более жесткую и конфликтную фазу.

Для усиления позиций РФ в энергетическом диалоге с крупнейшими потребителями российских энергоресурсов и закрепления суверенитета России над инфраструктурой транзита энергоносителей необходимо не только вывести стратегические вопросы, касающиеся суверенитета страны и блокового строительства, из зоны торга, но и пересмотреть саму систему целей в энергополитических отношениях с ЕС. На данный момент в ее основе лежит модель «перекрестного владения активами», предполагающая, что в ответ на допуск к российской инфраструктуре энергопроизводства Европа открывает «кремлевскому пулу» доступ к своей инфраструктуре энергопотребления. Есть все основания утверждать, что эта модель отражает краткосрочные корпоративные интересы «Газпрома», но не долгосрочные государственные интересы России. Идея воссоздания экономической мощи страны на базе энергетической отрасли вполне разумна, но принесет свои плоды лишь при условии, что экспансия российских энергетических корпораций будет идти не по цепочке «большего доступа к потребителю» (в этом случае центр тяжести корпоративных интересов неизбежно переносится вовне), а по цепочке более высокой переработки сырья на собственной территории. «Промышленно-технологическая» экспансия предполагает более длительную окупаемость, но и более высокую финансовую отдачу, нежели «торгово-сетевая». Достаточно сказать, что продукты газохимии (метанол, полипропилен и др.) имеют добавочную стоимость на 1-2 порядка выше добавочной стоимости природного газа. То есть, с точки зрения коммерческого эффекта, эти стратегии, по меньшей мере, сопоставимы. Между тем, с точки зрения социально-экономического эффекта, их воздействие является диаметрально противоположным. Социально-экономический эффект той модели международной экспансии, которую стремится реализовать «Газпром», является нулевым или отрицательным по нескольким вполне очевидным причинам:

- Международная интеграция производственно-потребительской цепочки означает постепенное выравнивание внутрироссийских тарифов на газ с европейскими, что лишает страну шансов на реиндустриализацию. (Намеченное на 2007 год 15%-ное повышение внутренних цен на газ "Газпром" уже считает "неоправданно низким". Руководство «Газпрома», наряду с представителями правительства, регулярно выступает с заявлениями о том, что «цены на природный газ в России надо резко повысить».)

- Покупка зарубежных активов отвлекает ресурсы от жизненно необходимых вложений в основные фонды внутри страны. Так, при острой нехватке инфраструктурных инвестиций и совершенно недостаточной газификации России (напомним, что РФ газифицирована чуть более, чем на 53%, в том числе в городах – на 60%, в сельской местности – на 34%; в Зауралье только 18% населения обеспечено природным газом), Газпром намерен вложить в газовую промышленность, например, Боливии без малого $2 млрд.

- Приобретение российским бизнесом пакетов акций западных ТНК служит формой вывода стратегических активов из-под контроля государства и формой скрытой коррупции на уровне высшего руководства страны.

- Рост экспортной прибыли без сопутствующего расширения и развития инфраструктуры внутренних инвестиций приводит, как, опять же, показывает опыт последних лет, к активизации вывода капитала, росту потребительских цен, перегреву спекулятивных рынков и в конечном счете усугубляет фрагментацию экономики и социальное расслоение.

По мнению нынешних российских властей, все эти плоды корпоративного эгоизма «Газпрома» могут быть компенсированы ростом его отчислений в российский бюджет. В частности, на недавнем заседании правительства РФ перспектива роста внутренних тарифов на газ до мирового уровня была подтверждена, но при этом увязана с введением дополнительных форм налогообложения, ориентированных на сверхприбыль газовых экспортеров (которые на данный момент существуют в гораздо более мягком налоговом режиме, чем нефтяники). К сожалению, это нельзя признать достойным решением проблемы «социальной ответственности» энергетической сверхкорпорации. От нее требуется не ситуативная «спонсорская поддержка» населения, а системная работа по созданию рабочих мест и развитию производительных сил. Последнее возможно лишь в том случае, если все возможности государственных энергетических корпораций будут подчинены стратегии энергетической индустриализации. Ее приоритетом является внутреннее развитие российской экономики на базе ускоренного роста нефте- и газохимии, модернизации электроэнергетических систем, строительства атомных электростанций в энергодефицитных регионах, строительство нефтеперерабатывающих заводов, внедрение отечественных технологий сжижения природного газа и технологий энергосбережения. Создание цикла глубокой переработки энергоресурсов должно обеспечить широкую занятость населения России. Переход от колониальной торговли необработанным сырьем к энергетической индустриализации катализирует развитие смежных с ТЭКом отраслей, стимулирует внедрение передовых технологий (в т.ч. технологий двойного назначения) и рост научного знания, в конечном счете - повысит энергетическую безопасность страны.

К сожалению, с начала 1990-х гг. и по сей день само руководство корпорации «Газпром» препятствует ее развитию в этом направлении. Еще с советского времени Россия обладает передовыми технологиями сжижения газа, использовавшимися в ракетно-космической отрасли и металлургии. Достаточно вспомнить применение для производства брони жидкого кислорода, получаемого в промышленных масштабах по оригинальному методу академика АН СССР П.Л.Капицы, разработанному  еще в годы II мировой войны; послевоенные сверхнадежные турбины, неоспоримый приоритет СССР на технологию криогенных ракет, и, наконец, не имеющий аналогов в мире магистральный самолет на газовом топливе. Однако в постсоветское время газовый монополист не только отказывается заниматься промышленным внедрением имеющихся передовых технологий, но и методично скупает новые оригинальные разработки, чтобы надолго затормозить их применение.

Сегодня, когда продажа СПГ постепенно превращает газовый рынок из регионального в глобальный, лидером газовой отрасли становятся США, которые имеют передовые позиции в технологии сжижения, транспортировки и организации биржевой торговли СПГ. "Газпром", выбывая из гонки технологий, следует в американском фарватере, расплачиваясь за «ноу-хау» концессиями на стратегические месторождения российского газа, такие, как Штокмановское. Не озаботившись созданием нового производственного цикла на базе отечественных технологий, «Газпром» аналогичным образом поступает с развитием отраслей газохимии. По утверждению участников международной конференции "Метанол-2006", состоявшейся 29 мая текущего года, "в настоящий момент главным препятствием для развития этих отраслей является откровенное нежелание российского газового монополиста - "Газпрома" - активно заниматься переработкой газа". Между тем, транспортировка метанола в танкерах в те же США принципиально выгоднее, чем транспортировка сжиженного природного газа. Еще более прибыльным было бы перерабатывать метанол в конечные целевые продукты и экспортировать их, - убеждены участники рынка. Игнорируя эти очевидные векторы развития, «Газпром» в очередной раз ради пресловутой «стабильности» поставок лишает Россию шансов повысить качество своего участия в мировом разделении труда.

В целом, сегодняшняя стратегия развития «Газпрома», и в том числе, стратегия поведения на международной арене, предполагает его становление как одной из крупнейших ТНК при фиксации колониальной структуры российской экономики. Единственная альтернатива этой стратегии – «закрепощение» корпоративного гиганта. То есть признание его базовых активов (прежде всего, единой системы газоснабжения) неотчуждаемой собственностью государства и переориентация его инвестиционной экспансии вовнутрь России.

Сегодня многие убеждены, что превращение нескольких ведущих национальных отраслей в автономные ТНК, со всеми вытекающими последствиями для общества и государства, – объективное веление времени. Однако в действительности такая стратегия равнозначна самоуничтожению, что вполне очевидно на примере того же «Газпрома». Основным фактором, из которого газовый монополист извлекает ренту, является общенациональный статус недр и неделимость территории транзита, то есть - реальный суверенитет российского государства. Последний же будет утрачен ровно в той мере, в какой российское государство превратится в инструмент корпоративных интересов «Газпрома». Иными словами, чем сильнее корпорация подчинит своим интересам государственный аппарат, тем с большей неизбежностью, на следующем шаге, она сама станет жертвой европейской политики демонополизации. Симбиоз государства с крупными корпорациями в России может быть успешен лишь в том случае, если корпоративные интересы подчинены государственно-политическим, а не наоборот.

Обеспечивать этот приоритет за счет персональной «настройки» государственно-корпоративной элиты – безусловно, важно, но не достаточно. Необходимы системные, институциональные решения. В частности, если собственность российского газового экспортера на газотранспортную систему РФ легитимируется как общенациональная (а иных серьезных аргументов против интернациональных требований ДЭХ не существует), то именно в этом качестве она и должна быть оформлена. Единая система газоснабжения (ЕСГ) РФ должна непосредственно принадлежать Российской Федерации и управляться через федеральное государственное унитарное предприятие. Напомним, что предложенный лоббистами «Газпрома» законопроект «Об экспорте газа», призванный заблокировать требования транзитного протокола ДЭХ, увязывает право собственности на ЕСГ с исключительным правом на осуществление экспорта природного газа. Если принять это положение, то восстановление государства в правах исключительного собственника ЕСГ возвращает ему и монополию на экспорт газа за пределы РФ. Это представляется в высшей степени целесообразным, учитывая, что предмет экспорта – содержимое недр – также является государственной (общенациональной) собственностью. Разумеется, функции газодобычи при этом могут осуществляться отдельно, в том числе с участием частного капитала. При условии жесткой монополии государства на экспорт, основанной на исключительном контроле над ГТС, рынок газодобычи может быть в существенной мере либерализован. Конкуренция производителей газа будет полностью отвечать национальным интересам России при условии национализации транспортной инфраструктуры, а также введения федеральной монополии на экспорт природного газа.

Разделение монополии на ЕСГ и экспорт газа, с одной стороны, и добывающего производства, с другой, означает ликвидацию империи «Газпрома» в ее нынешнем виде. Но ликвидацию не на внешних (европейских), а на национальных (российских) условиях. Такого рода реорганизация газовой отрасли одновременно защитит Россию от колониальных требований ЕС и создаст справедливый механизм извлечения государством «сырьевой» и «территориальной» ренты. В противном случае будет неизбежно происходить подмена государства «государствообразующим» коммерческим предприятием с постепенным ослаблением первого и фактическим уничтожением второго.

Сегодняшняя степень концентрации рычагов государственного управления на корпоративном уровне, - на уровне «Газпрома», - близка к критической. ОАО «Газпром» де-факто стало государством в государстве. Объем непрофильных (с точки зрения добычи и транспортировки газа) активов монополии из года в год растет. Корпорация наращивает контроль не только над федеральными СМИ и административными структурами, но и над стратегическими коммуникациями. Достаточно сказать, что, на фоне ослабления российской спутниковой группировки, не располагающей даже метеоспутниками, «Газпром» создает собственный космический «зонтик». Уже сегодня газпромовская спутниковая система «Ямал» обеспечивает услугами спутниковой связи федеральные структуры (Министерство обороны, Министерство культуры и массовых коммуникаций, Министерство образования и науки, Министерство финансов, Федеральное агентство по атомной энергии, Федеральное агентство по промышленности и др.), администрации регионов РФ. То есть, по «газпромовским» системам связи осуществляется оперативное управление страной. В период до 2015 года ОАО «Газком» планирует развить существующую систему спутниковой связи и телевидения «Ямал» в полномасштабную Космическую Информационную Систему «Ямал», которая будет состоять из трех подсистем:

Т.е. к 2015 году газовая ТНК будет располагать спутниками наблюдения и разведки, фактически узурпируя инфраструктуру национальной безопасности. И это лишь частный случай политики прямого и косвенного перевода государственных активов под эгиду «Газпрома» и аффилированных компаний, в результате которой «Газпром» фактически уже стал параллельной Россией.

После того, как активы «приватизированы», а пассивы «национализированы», выясняется, что оставшаяся за бортом корпорации часть страны в некотором смысле «находится на иждивении». «Газпром» без стеснения позиционирует себя как «генеральный спонсор» российского государства. Претензия, по меньшей мере странная со стороны компании, основанной на использовании общенационального капитала – недр и инфраструктуры – в качестве корпоративного. По сравнению с этой базовой подменой проблема уровня налогообложения «Газпрома» покажется мелкой, однако и ей следует уделить определенное внимание. Представители «Газпрома» постоянно подчеркивают, что концерн - едва ли не главный кормилец страны, крупнейший донор бюджетов всех уровней. В действительности, газовый монополист де-факто существует в льготном налоговом режиме и является лидером в применении всех тех мер «оптимизации налогообложения», которыми славилась эпоха «олигархического беспредела».

К сожалению, частичное огосударствление крупного бизнеса только расширило масштаб его антигосударственной деятельности в налоговой сфере. Достижения «Газпрома» на этом поприще далеко не всегда являются тайной за семью печатями и подчас даже широко рекламируются дружественной прессой. Достаточно вспомнить сделку по приобретению «Сибнефти», проведенную через зарубежный оффшор, в результате чего российский бюджет недополучил около $1 млрд., или совместные проекты тандема «Сибнефть» - «Газпром» с руководством Санкт-Петербурга. Напомним, что меморандумом "О сотрудничестве", который в прошлом году подписали Алексей Миллер и Валентина Матвиенко, предусмотрено строительство административно-делового центра «Газпром-сити», принадлежащего компании «Сибнефть». Стоимость проекта, по разным источникам, оценивается в сумму от $600 млн. до $2 млрд. Деньги будут выделены из городского бюджета как субсидии из суммы налогов, уплачиваемых «Сибнефтью» в городской бюджет. Несмотря на то, что город вкладывает все необходимые средства, «Газпром-Сити» будет принадлежать «Сибнефти». Законодательное собрание 29 марта 2006 года приняло закон о целевой программе Санкт-Петербурга, предполагающей строительство этого центра. Поправка координатора одной из фракций, согласно которой "Газпром-сити" становился бы городской собственностью, была отклонена по настоянию администрации города.

Что касается общего налогообложения газовой отрасли, то оно было и остается весьма мягким. В 2005 году ставка НДПИ по газу составляла лишь 135 руб. на 1000 кубометров, а в текущем году она поднята всего на 9% (до 147 руб.). Ставка НДПИ на добычу природного газа составляет, таким образом, менее 3% от его экспортной цены. Неудивительно, что из 343 млрд. руб. НДПИ в январе-апреле текущего года газовая отрасль принесла лишь 31 млрд. руб. Это происходит потому, что НДПИ на нефть привязан к мировым ценам, а на газ – нет. По данным ФНС России, по сравнению с январем-апрелем 2005 г. поступления НДПИ выросли в 1,5 раза. Эта прибавка обусловлена почти исключительно ростом цены на нефть в 1,4 раза и объемов добычи нефти на 2%. При этом налог на добычу природного газа составляет менее одной десятой от общей суммы, поступающей в казну.

Вопрос об изменении режима налогообложения газовой отрасли и ужесточении налогового контроля за «Газпромом» даже на официальном уровне поднимался неоднократно.

Так, на заседании 12 декабря 2005 года, по итогам проверки предприятий газовой отрасли, Коллегия Счетной палаты приняла решение направить представление в ФНС России и информационное письмо в Правительство России о необходимости совершенствования законодательной базы в части налогообложения и регулирования деятельности ОАО "Газпром". Федеральная налоговая служба РФ в то же время запланировала проверку «Газпрома» по вопросу применения налоговых льгот по проекту «Голубой поток». Только одни пени за несвоевременное перечисление налогов в бюджет в 2004 году должны были составить около $2 млн. Но дело тогда было спущено на тормозах.

Последний раз вопрос о повышении уровня налогообложения «Газпрома» встал на заседании правительства 7 июня 2006 года. По словам министра финансов РФ Алексея Кудрина, дополнительные доходы «Газпрома» от повышения цен на энергоносители в 2006 году составят 400 миллиардов рублей, и средства, полученные от благоприятной конъюнктуры, активно тратятся на непрофильные активы. Тем не менее, правительство не поддержало предложение министра финансов о частичном изъятии сверхдоходов компании. Крайне показательно, что в ответ на подобные инициативы, которые появлялись и ранее, менеджмент «Газпрома» всякий раз жестко увязывает возможное увеличение налоговой нагрузки с дополнительным повышением внутренних тарифов на газ. Как заявил еще в прошлом году зампред правления компании Александр Рязанов, если правительство не согласится компенсировать рост налогов повышением планки допустимого роста внутренних тарифов, то «Газпрому» придется «уйти с частью газа с внутреннего рынка». Правительству целесообразнее отложить решение об увеличении налоговой нагрузки на газовую отрасль, - подытожил Рязанов. Таким образом, «Газпром» открыто использует методы «газового шантажа» внутри самой России, выкручивая руки органам государственной власти.

4. Евразийский газовый картель: философия и технология.

Вопрос – в чьих интересах будет действовать сырьевая корпорация, равнозначная государству? – можно считать риторическим. Но уповать на то, что она станет зародышем новой российской государственности, было бы в любом случае непростительно наивно. Государственно-политические проблемы страны – социальные, геополитические и иные, - заведомо не могут быть решены на корпоративно-коммерческом уровне. В этом убеждает, в частности, опыт постсоветской энергетической дипломатии «Газпрома». Текущее обострение отношений с Белоруссией, президент которой, как мы и предполагали (см. меморандум "Геоэкономические итоги "газовой войны", Приложение 3), проявляет твердость в вопросе о национальной собственности на ГТС, в очередной раз опровергает миф о том, что газовый поставщик обслуживает политические интересы Москвы. Напротив, потакание корпоративному эгоизму «Газпрома» в этом вопросе разрушает сами основы союзнической политики российского государства, т.е. политики предоставления торговых преференций в обмен на геополитическую лояльность. Накануне саммита G8 в Санкт-Петербурге правление Газпрома официально объявило, что цена поставок для Белоруссии будет соответствовать цене на границе с Германией и Польшей за вычетом транспортных издержек. Такой подход прямо противоречит договору о Союзном государстве РФ и РБ, предполагающему единую тарифную политику, и торпедирует создание полноценного таможенного союза в рамках трехстороннего ЕЭП. Однако дело не только в исторических интеграционных приоритетах страны. Политика газового шантажа в отношении Белоруссии пагубна и с точки зрения собственно газовой геополитики, поскольку идет в разрез с перспективой создания регионального газового альянса.

К идее газового альянса поставщиков, столь насторожившей европейских потребителей, стоит присмотреться внимательнее. Характерно, что почти во всех случаях ее озвучивания и обсуждения фигурировала аналогия с ОПЕК. На наш взгляд, эта аналогия является во многом дезориентирующей. ОПЕК есть прежде всего инструмент согласования и коррекции цен на глобальном нефтяном рынке. Между тем, газовый рынок, особенно в его российском сегменте, остается по преимуществу региональным, жестко привязанным к соседним территориям и маршрутам доставки, и к тому же, базирующимся на технологически единой советской инфраструктуре. Для эффективной консолидации поставщиков на этом рынке необходима не просто практика ценовых соглашений, а экономическая и производственная интеграция отрасли, включая единое тарифное пространство (пространство низких унифицированных внутренних цен на энергоносители, их транспортировку), совместную модернизацию транзитной инфраструктуры, перекрестное владение активами в добывающих и перерабатывающих предприятиях. Такого рода энергетический союз может быть создан толь