Вообразите себе следующую картину: год какой-нибудь 1907-й, Штутгартский, скажем, конгресс Второго Интернационала. Привычная картина сварливого марксистского собора, и вдруг — Жорес, Бебель, Каутский, Плеханов, Ленин, Роза Люксембург, да и все вообще коноводы тогдашней социал-демократии единым маршем выходят на улицу, раскрашивают себе лица, навешивают на себя цветные тряпки, садятся в поезд и едут куда-нибудь по адресу встречи австро-венгерского императора с немецким кайзером, французского президента с русским царем, английского премьер-министра с императором Бразилии. Едут, чтобы помахать плакатами, покричать «Долой!», покидать камнями в окна какого-нибудь успешного в те времена общепита, подраться с полицией.
— Нет встрече кайзера с царем! — истошно вопит очередной классик европейского социализма, прижимаемый жандармом к обочине дороги. А дальше — доставка в участок на трое суток. И горделивый перечень доставшихся оплеух. И непременное обещание добраться на следующий год до Монте-Карло, где то ли император Мексики хочет повидаться с японским микадо, то ли русский великий князь будет сражаться в рулетку.
— Мы ворвемся прямо в игорный дом, героически закидаем их там петардами и хлопушками, а потом, разобравшись с полицией, устроим посреди улицы дискуссию, карнавал и танцы! — сообщает разомлевшему газетному корреспонденту один из лидеров РСДРП, заложив руки в карманы жилетки и нервно расхаживая по комнате.
Да мыслимое ли дело — такое вот «сопротивление капиталистическому порядку» сто лет назад? Ответ, кажется, очевиден. Зато теперь левые активисты, нисколько не задумываясь, сводят деятельность свою именно к такого рода мероприятиям. Эта разновидность идиотизма бессмысленного и беспощадного называется антиглобализмом — и если в 1990-е плодами его успехов (драки, разбитые витрины, молодежные гулянки) наслаждались в основном европейские и североамериканские города, то этим летом неувядающее развлечение возникло и в Петербурге. Что только не делали во время саммита «восьмерки» антиглобальные деятели — бузили, невесть куда и непонятно зачем маршировали, кучковались на стадионе Кирова, рьяно пререкались с той самой капиталистической администрацией, против которой протестовали и от которой, в то же время, искренне требовали защиты и протекции. Наконец, были заарестованы, по поводу чего устроили закономерный гвалт. Между тем, стоило бы отвлечься от чехарды новостных сообщений по их поводу, выйти за пределы механически «левого» («Молодцы, бунтуют!») или «правого» («За решетку смутьянов!») подхода и кое-что спросить с активистов этих по всей строгости. Простите, но —
Кто эти люди? В чем смысл их деятельности? Где адресат, к которому обращена их пламенная борьба? Каков ее, борьбы этой, желательный результат?
До того, как на историческую сцену выступили антиглобалисты, всякому человеку, сколько-нибудь знакомому с историей левого движения, было известно несколько социалистических практик, совершенно разных в целях и особенно средствах, но по-своему логичных и осмысленных.
Были рабочие марксистские партии, веровавшие в диктатуру пролетариата и сверх-диктатуру профессиональных революционеров. Их целью было огосударствление экономики и мнимое обобществление политики, а средством — агитация на заводах, в армии и массовое вооруженное восстание.
Были крестьянские движения и направлявшие их интеллектуалы, утверждавшие «бунт мировой деревни против мирового города». Их целью была ликвидация капиталистической городской цивилизации с заменой на «древнюю деспотию Востока» под красными флагами, а средством — лесная партизанская борьба и крестьянские протестные взрывы.
Были социал-демократические партии западной интеллигенции, культурного мещанства и разбогатевших рабочих. Их целью было смягчение либерально-рыночных порядков и борьба за левые ценности парламентским путем, а средством — инструменты легальной политики.
При всех идейных симпатиях и антипатиях к тому или иному жанру левой борьбы, нельзя отказать им в наличии тактики и стратегии, формы и содержания. В наличии «политики», иными словами.
Но уже в 1968 году строгий левый ландшафт начал на глазах меняться.
Социал-демократы все больше сближались с традиционным либерально-буржуазным мэйнстримом, «индустриальные марксисты» советского типа зашли в тупик ввиду того, что их освободительная борьба закончилась торжеством пресловутой «бюрократии», а период пролетарской пассионарности очевидным образом на Западе закончился, ну а крестьянская революция кое-где была задавлена (Лат.Америка), в других же местах (Юго-Восточная Азия) дала плоды столь ужасающие, что охотников следовать ее примеру находилось все меньше. Классические левые отныне не привлекали мечтательных взглядов и не сотрясали миры. И на их место впервые заступили другие люди.
Оказалось, что левая идеология — это не кодекс социально-экономических мер, не смена правящего слоя и не даже не перестройка общественной морали в сторону борьбы с «предрассудками», а своеобразный дурдом на выезде, кунсткамера, потешный радикальный бред. Революция 1968-го вывела на первый план лозунги вроде «Вся власть подсознательному», требования вроде повсеместного распространения галлюциногенов и акции вроде раздачи полицейским цветов. Легко догадаться, что политический эффект от подобных мероприятий был нулевым, и, кроме приятного времяпрепровождения, тогдашние левые не отметились ничем — двум победам Никсона они, во всяком случае, не помешали.
Однако никогда не бывает так плохо, чтобы не могло стать еще хуже. Революционеры 1960-х не смогли изменить политический пасьянс — но зато они сильно повлияли на пасьянс культурный (вне зависимости от того, нравится нам или нет образовавшийся результат). Кроме того, некоторая часть того поколения записалась в самые настоящие террористы — и, при всей кровавой бесперспективности своего мрачного дела, доказала свою готовность рисковать и идти на все во имя еще более смутного, чем когда-то у Савинкова и Каляева, социального идеала.
А несколькими десятилетиями позднее на их место заступили бессмысленные шуты-антиглобалисты. Бестолковая возня с полицией, атаки на «Макдональдс», патологическая страсть к неудачным планам срывов «встреч на высшем уровне» (будто бы встречи эти нечто кардинальное меняют), говорильня бесконечных «форумов», молодежные пляски, бесцельное международное шастанье и мешанина лозунгов-идеологий — даже если не искать в этом балагане конспирологической подоплеки, все равно приходится признать, что постараться придумать нечто настолько скверное мог только истинный враг всего левого.
Между тем, антиглобалисты уродились такими вполне естественным образом — просто потому, что больше им решительно ничего не остается.
Господство «серьезных» левых теорией, упирающих на тотальную переделку общества, государства, а то и самого человека, с крахом СССР утеряно навсегда.
Социал-демократия, в качестве идеологии «защиты людей труда», прекратила свое существование — не считать же за социал-демократов Блэра, Шредера и Клинтона.
Сами революционно настроенные «люди труда» в пространстве западной цивилизации также исчезли — европейские фабричные трущобы откочевали в Азию, а там никто бунтовать не будет.
Наконец, те радикальные движения, что существуют в мире, уже не имеют ничего общего с «левизной», с присущим ей духом прогресса, гуманизма и, в конечном счете, с ее подсознательными отсылками к христианству. Эти движения носят строго ультраправый характер и направлены на ликвидацию «образованного богатого белого человека» в принципе, без особых разделений на «хороших гуманистов» и «плохих колонизаторов». В лучшем случае, левые могут играть для них роль «временно полезных идиотов».
В этой неосредневековой реальности нет и не может быть никакой «левизны» — ибо о каком социалистическом идеале можно говорить в условном XII веке, когда разбойники дерутся с баронами, тоже разбойниками, и единственным аргументов служит отрезанная голова?
А потому относительно благополучному западному обывателю, критически и даже непримиримо настроенному, не остается ничего, кроме «антиглобалистского» идиотничанья. Резать головы он не умеет, в Аллаха не верит, а других качеств современная революция не востребует. Если же обыватель этот вдруг сделается умным (хитрым, подлым, разочарованным — кому какой эпитет ближе) — он отправится на службу к тем самым баронам, которых проклинает. А если останется при своем — значит, так и будет служить на фоне новейших разбойников бессильным напоминанием о тех временах, когда бастовали заводы, заседали Штутгартские конгрессы и затевалась настоящая, а не развлекательно-шутовская борьба за социализм и свободу.
