— Представьтесь, пожалуйста.
— Меня зовут Наиль, я из Новокузнецка, недавно приехал в Москву. Сам я не шахтер, работаю в металлургии, мой отец работает на открытой добыче угля. Я увидел в Интернет сообщение об акции в поддержку шахтеров и решил принять в ней участие.
— Что Вы думаете о ситуации в Междуреченске?
— Я думаю, что то, что на людей, шахтеров, которые пытались отстаивать свои права, натравили ОМОН – это недопустимо. Людей, которых поставили в условия выживания, которые получают низкую зарплату и в связи с последними событиями – это была точка кипения, видимо — решили выйти и устроить митинг и попытаться отстаивать свои права и тем самым привлечь внимание властей к себе. Потому что собственникам предприятий, по большому счету, на людей плевать. Им главное – это прибыль. И то, что власть так отреагировала – на самом деле это показатель. И я пришел сегодня тоже сюда, чтобы поддержать шахтеров в связи с этими событиями. И то, что произошло сегодня – это тоже показатель. И то, что представители Кемеровской области не вышли – значит, что они не настроены на сотрудничество, взаимодействие с людьми, тем самым показывая свое отношение к ним. То, что задержали людей — а на самом деле никаких нарушений, по-моему, не было, все проходило мирно — для меня это непонятно.
Я по интернету общался с людьми из других регионов — власти пытаются все замолчать, люди даже не знают, что произошло в Междуреченске.
— На Ваш взгляд, ситуация, которая сложилась на шахте в Междуреченске – она типична?
— Ну, я лично не шахтер, но очевидно, что, на шахтах Европы у них другие условия оплаты труда. А у нас не только на шахтах, а и в металлургии (я работаю на заводе) гонятся за прибылью, зарплата людей зависит от плана, от выданного угля — не повременная. Если бы была повременная оплата, то такого, как мне кажется, не происходило бы. Оборудование все это, датчики отслеживания на шахтах, почему люди закрывают их – для того, чтобы получать зарплату, чтобы больше угля производить. Мне кажется, это показатель.
— Я в металлургии работал, там был, конечно, профсоюз, но у нас в стране профсоюзы, они, я считаю, ничего не решают.
— Ну, есть карманные профсоюзы, которые занимаются раздачей цветов на 8 марта, а есть профсоюзы, которые действительно пытаются что-то сделать. Но, судя по всему, ни у шахтеров в Новокузнецке, ни в металлургии таких профсоюзов нет?
— Нет, у нас в регионе таких профсоюзов нет. То есть они все зависят от работодателя и что-то минимальное, как вы говорите, они делают. На праздники организовать мероприятия, путевки дать людям, выписывают тем, у кого свадьба или похороны, деньги. Это делают, а если что-то серьезное, отстаивать права работников перед руководством и хозяевами – они, конечно, этого не будут делать. Потому что они сами зависимые и боятся, что их уволят таким же образом.
— Получается, что все акции, которые проходят – они стихийные?
— Да.
— Их не профсоюзы организовали?
— Я думаю, что да.
— А у работников что-то более вещественное, чем мысленная солидарность, какие-то межрегиональные структуры, готовые организовать протест, на Ваш взгляд, есть?
— Честно говоря, не знаю, но я понял, что представители многих других профессий, муниципальные учителя, например, которые тоже получают минимальную оплату труда, зарплаты у них копеечные, тоже недовольны этой всей системой в нашей стране, они готовы поддержать, но только так — в интернете.
— Насколько велика вероятность сильного социального взрыва в шахтерских городах, в том же самом Новокузнецке? Или все предпочитают отсиживаться?
— Не могу сказать, все будет зависеть от дальнейших ситуаций, от развития событий, но, конечно, если власть подкупит людей, дадут деньги семьям погибших, и, допустим, тот же губернатор Тулеев пообещает поднять зарплату шахтерам, которые пострадали, ничего не будет. Опять-таки, почему, как только случаются такие взрывы на шахте, люди погибают, именно в этот момент обещают поднять зарплату – только именно тем шахтерам, которые работают на этой шахте? А другие шахтеры с другой шахты – почему им не поднимают зарплату?
Вот, кстати, что на самом деле творится. Могу рассказать такую историю. Знакомый, точнее, знакомый знакомого работал на угольном предприятии и поехал отдыхать в другой регион России. У них зарплата определенная была на предприятии. Когда он приехал в Москву и захотел снять деньги, то почему-то деньги ему банкомат не выдал, он пошел в головной офис своей компании в Москве и узнал, что проводятся зарплаты там у них совсем другие – гораздо большие, чем на самом деле платят им в Кузбассе. То есть проходят там по документам совсем другие деньги.
— Насколько высок травматизм у шахтеров?
— Травматизм высокий, мой отец работает на угольном предприятии, у них тоже случаются травмы, но это открытая добыча, у них там не так опасно, как в шахте. А в шахте может всякое случиться. Ну, опять-таки, даже если все оборудование новое и хорошие датчики, все вовремя показывают и отключают в свое время, если человек завязан на плане, ему нужно за смену определенное количество угля добыть, чтобы получить зарплату и жить – у него семья, дети – то нисколько не удивляюсь, что они закрывают их, нарушая технику безопасности, их просто к тому вынуждает эта система – тот же хозяин, который платит деньги.
— Спасибо за интервью.
Беседовала Настасья Иванова
