Можно без преувеличения сказать, что День победы — это праздник, который напоминает о ключевом событии нашей национальной истории. Вторая мировая была самой масштабной и кровопролитной войной в истории человечества. Что касается России, то около 70 лет назад на карту было поставлено само существование не только страны, но и нашего народа как такового.
Важно учитывать и то обстоятельство, что это тот случай, когда наша национальная борьба за выживание находились на переднем крае всемирной истории. Можно сказать, что она определяла всемирную историю. Борьба и победа Советского Союза имели всемирно историческое значение. Для больших наций вообще очень важно чувствовать свое всемирное значение.
Таким образом, значение нашей победы в смертельной схватке с фашизмом с точки зрения исторического самосознания переоценить очень трудно. Вообще, нация возникает именно вследствие переживания такого коллективного опыта. И сохраняя память об этом, она поддерживает свое внутреннее единство в настоящем. Обычно в качестве такого конституирующего опыта выступают войны и революции. Раскол общественного сознания по таким вопросам может пагубно отразиться на современной жизни нации.
Но раскол не то же самое, что разногласия и разнообразие мнений. Разночтения по поводу трактовки тех или иных событий вполне возможны и допустимы, они не обязательно разрушительны для национального консенсуса. Важно лишь, чтобы в обществе существовала некая эталонная концепция события, его базовое национальное прочтение. Периодически этот эталон будет выдерживать «тесты на прочность». Потому что всегда будут находиться нигилисты, которые все отрицают или скептики, которые ставят под сомнение отдельные детали. Но важно, чтобы эталон был.
Если он есть, то мы можем говорить о ревизионизме и оппонировать, сопротивляться ему. Но если нет эталона, то нет и ревизионизма.
Наша проблема связана с дефицитом такой эталонной концепции. Она должна задаваться на уровне «школьной истории». Как известно, в глазах специалистов история распадается на множество деталей и проблем. Но история как феномен массового сознания, история, которая воспроизводится через систему массового образования, должна быть представлена в более-менее связном и последовательном виде. Как целостное повествование о жизни народа, его прошлом и будущем. В подобном историческом повествовании должны быть расставлены основные акценты, которые определяют идентичность гражданина. Это не значит, что все должно трактоваться в черно-белом ключе. Но очень важно, чтобы понимание многообразия и сложности исторической реальности сопровождалось четким осознанием идентичности своего народа в этой истории.
Это простая задача школьной истории. Однако именно эта простая задача в нашем случае далека от решения.
То, что по сей день воспринимается большинством общества как негласный эталон исторического прочтения победы, на самом деле является атавизмом брежневской эпохи. Именно брежневская интерпретация воспринимается как самоочевидная теми, кто учился в школе в 1970-е, 1980-е и даже отчасти по инерции еще в 1990-е годы.
Эта интерпретация, в частности, предполагает вынесение за скобки роли Сталина. Если мы вспомним позднесоветский шаблон в трактовке победы, то он был явно антисталинистским (и в этом смысле сталинизм уже тогда был разновидностью нонконформизма). Он опирался на идеи о негативной роли Сталина (особенно на первом этапе войны), высказанные маршалом Жуковым в его книге «Воспоминания и размышления». Неприязнь Жукова к верховному главнокомандующему была взята поздним советским официозом на вооружение. Еще с тех времен мы помним, что «победу одержал не Сталин, а народ». Однако возникает вопрос — какой именно? В брежневскую эпоху под народом подразумевался «многонациональный советский народ». Я не могу сказать, что эта формулировка вызывает у меня возражения с исторической точки зрения. Исторически она допустима, поскольку речь об одном из самоназваний народа, который победил в той войне. Но с ней возникает одна большая политическая проблема: советского народа больше нет.
И если победа принадлежит ему, то это значит, что сегодня она никому не принадлежит. И тем не менее, мы почему-то считаем ее своей. С этим связана главная проблема российского канона понимания победы.
Российский официоз пытается решить ее ненавязчивой конвертацией «советского» народа в «российский». Но это решение не работает. «Советский народ» и «российский народ» — это разные народы, и по тем базовым ценностям вокруг которых они собраны, и по своему составу. Потому что российская нация в официозном прочтении — это, по сути, совокупность людей, которые оказались в границах РСФСР на момент распада Советского Союза и получили российские паспорта. По сути, это бюрократическое понимание нации как населения РФ.
В рамках этого бюрократического понимания наши притязания на победу беспочвенны. Если же мы утверждаем, что победа принадлежит, в разной степени, всем народам СССР, которые позже сформировали национальные государства, тогда необходимо осуществить переход от паспортной концепции нации к этнической. В этом случае, мы обнаружим, что народы, которые одержали эту великую историческую победу, живы. То есть, речь шла не о советском народе, который был достаточно виртуальным идеологическим конструктом, а о конкретных исторических народах, которые были объединены в общем государстве и одержали общую победу. При этом основная тяжесть войны выпала на наиболее многочисленный русский народ, особенно если видеть в нем восточнославянское триединство русских, белорусов и малороссов. И дело даже не только в тяготах. Просто Рейху предстояло разгромить и уничтожить именно этот народ как исторического держателя того жизненного пространства, на которое замахнулся Гитлер. Именно этот народ как историческая общность стоял на пути его планов.
Приняв это прочтение, мы действительно увидели бы историческую общность, которая может быть носителем регалий этой победы.
Эти регалии принадлежат не абстрактному советскому народу, не российскому народу, а русскому народу и его союзникам. На мой взгляд, такое прочтение будет национально адекватным. Оно отвечает не только самосознанию тех, кто воевал тогда (потому что в значительной степени именно национальный патриотизм был активирован и стал ресурсом, благодаря которому компартия смогла сплотить общество), но и сегодняшнему самосознанию общества. В том числе, самосознанию национальных меньшинств России, которые также всегда воспринимают свое участие в этой войне как нечто отдельное (как элемент своей национальной, этнической истории). И в этом качестве они имеют свою долю в этой победе.
Интервью опубликовано на сайте КМ.ру
