— Нехорошо, нехорошо, — сказал Собакевич, покачав головою. — Вы посудите, Иван Григорьевич: пятый десяток живу, ни разу не был болен; хоть бы горло заболело, веред или чирей выскочил… Нет, не к добру! когда-нибудь придётся поплатиться за это. — Тут Собакевич погрузился в меланхолию.
Н.В. Гоголь. «Мёртвые души»
Честно сказать, у меня успехи нашей сборной на Чемпионате Европы по футболу вызывают не только радость и гордость, но и дурные предчувствия.
Сначала так было, потому что каждая победа продляла обычный для российского футбола позор. Но теперь наша сборная уже дошла до полуфинала, чего от них не ждали; и о позоре больше говорить не приходится.
Сейчас другая мысль гложет меня: чем придётся за всё это платить? Какой счёт выставят нам хозяева мира за победы спорта и эстрады? Сколько тонн реального золота придётся отдать за грамм золота медали?
Если эти успехи не были куплены, а были добыты в борьбе, тем больше будет сумма.
А платить есть за что! Победа — ценный товар, даже если сама по себе она символическая и не даёт новых ресурсов. Любые способности растут по мере использования: в том числе и способность побеждать — или проигрывать. Победа — хотя бы виртуальная — вырабатывает вкус к новым победам: аппетит приходит во время еды. Победа — лучший наркотик, а доза должна расти: если сборная России сейчас и не дойдёт до финала, на следующий чемпионат она поедет уже за золотыми медалями.
После медалей амбиции русского народа могут и вовсе выйти за пределы спортивной арены и сцены: чего доброго, захочется вернуть отпавшие провинции или украденные миллиарды, сбросить с шеи паразитов или — не допусти Б-г! — самим править собою.
Добиваться за победами новых побед велит не только честолюбие, но и осторожность. Всякий успех был у кого-то отнят — а если и был отнят только у природы, то всё равно уменьшил отрыв от лидера и ценность его лидерства. Любой успех ущемил чьи-то интересы или кого-то оскорбил: он захочет отомстить. Лучшая, она же единственная в долгосрочном плане, защита от мести — нападение. Только новые победы спасут от расплаты за старые. Только новые успехи защитят плоды прежних. В этом мире нет покоя не только неудачникам, но и победителям: они не стоят на твёрдой почве, а перепрыгивают со льдины на льдину, каждую секунду рискуя оказаться в ледяной воде.
Поэтому не только беда, но и победа не приходит одна.
А стать победителем трудно: нужно преодолеть не только противника, но и привыкшего к поражениям, страшащегося цены победы неудачника в себе.
Именно из-за ценности победы и устойчивости тенденций поражений и побед Россию долгие годы обламывали даже в мелочах: чтобы мы привыкали к поражениям, а не к победам. Те немногие успехи, что нам доставались, обходились дорого и были виртуальны.
Этим самым хозяева мира загнали себя в ловушку. Они столь долго держали нас на голодном пайке, что мы стали непривередливы.
Успехи, незначительные даже по меркам виртуального мира, на тёмном фоне бесконечных неудач сделались в сознании русских национальными триумфами. В виртуальности цена вещей может произвольно меняться, вот русские и объявили малые успехи большими.
Конечно, не заставили себя ждать напоминания о том, что баскетбольные и хоккейные мировые кубки и так российские по праву, что Евровидение — конкурс самодеятельности, а футбольная сборная страны добивалась и большего, чем участия в полуфинале европейского чемпионата. Но русские слишком изголодались по победам, чтобы позволить посторонним оценивать их; мы и только мы решаем, чего они стоят.
Когда могущественные люди оказываются в затруднительном положении, платить сторицей за это приходится простым людям. Властители потому и властители, что умеют перекладывать свои проблемы на других. А проблема их в том, что надо прервать серию русских побед и вернуть русских в колею неудач. Это значит, что нам готовят облом, неприятный и очевидный, не нуждающийся в объяснениях, наподобие потери «Курска» или захвата Будённовска. Желательно также, чтобы между грядущим обломом и недавними успехами была явственная связь, которая бы вбила в русских страх перед самой попыткой добиться успеха в тех же областях.
Простых поражений в полуфинале чемпионата и матче за третье место будет мало: российская сборная уже сделала больше, чем от неё ожидали, и в моральном смысле уже победила.
Обязанность обломить русских — под страхом если не смещения, то организации ещё худшего облома, — возложена на нынешних правителей России. Отказать хозяевам мира в повиновении им не придёт в голову: привыкшие, что всегда есть начальник, они не могут жить без Вашингтонского обкома, тем более что он играет роль правителя убедительнее, чем старый ЦК.
А у правителей есть и свои проблемы.
Во-первых, это сотни тысяч людей, без спущенной сверху разнарядки, без угрозы увольнением, вышедших на улицы — они могут к этому привыкнуть.
Во‑вторых, пример того, что наёмный иностранный менеджер может оказаться и эффективнее и значительно добросовестнее местного вора, очевидный и наводящий на мысль о распространении этого опыта за рамки спорта.
В-третьих, остатки демократических свобод, которыми русские всё настойчивее и эффективнее пользуются в своих интересах.
Российская верхушка оказалась между молотом и наковальней. Она может не уметь описать своего положения словами (такое умение может быть ниже её достоинства), но не может этого не ощущать: туда людей без чутья не берут.
Что они смогут сделать в такой ситуации?
У них есть одна, гнусная, и оттого особенно реальная, возможность. Возможность вполне в духе спецслужб и политтехнологов. Возможность удовлетворить заокеанских хозяев без большого ущерба для своих деловых интересов, возможность надолго морально сломить русских и отбить у нас охоту пытаться улучшить своё положение, возможность растоптать ещё несколько свобод.
Российскую футбольную сборную могут убить. Устроить террористический акт. Она погибнет, как израильская олимпийская сборная в Мюнхене или футбольная команда «Пахтакор».
Её принесут в жертву, как ацтеки приносили в жертву команду, по мнению одних, проигравшую, по мнению других — выигравшую, игру в мяч. А потом в порядке борьбы с терроризмом у нас отберут суд присяжных, или что-нибудь ещё.
* * *
Разумеется, писать подобное — крайне рискованно. Это не тот случай, когда хочется гордиться сбывшимся пророчеством.
Но лучше уж я выступлю с несбывшимся пророчеством, чем, — чувствуя, к чему идёт дело, — промолчу. И тем поспособствую злу.
