Вокруг документального фильма о. Тихона (Шевкунова) «Гибель империи. Византийский урок» разразила столь жаркая полемика, какая редко выпадает на долю разрекламированных блокбастеров.
Любопытно, что бьют отца Тихона, одного из авторитетнейших представителей русского православного монашества, со всех сторон сразу.
Либералы, естественно, набрасываются за критику той роли, которую Западная Европа сыграла в судьбе Византийской империи. Cторонники этнократической модели нашего будущего недовольны постановкой национального вопроса. Кое-кто говорит: непонятен сам жанр этого фильма, таких фильмов не снимают! Кто-то полагает: слишком уж тесны параллели между судьбой Византии и нынешней российской реальностью. Другие же находят моря и океаны исторических ошибок и нелепиц…
Так вот, прежде всего об ошибках: фильм сделан фактологически достаточно точно. Он хорошо вскрывает сущность и происхождение устоявшихся мифов вокруг Византийской цивилизации. Как историк — я не имею особенных претензий к этой картине.
Более того, в подавляющем большинстве случаев те люди, которые считают себя заправскими византинистами и обвиняют создателей фильма в неточностях, просто невнимательно смотрели его. Поэтому очень часто оказывается, что очередной обвинитель либо сам не знает исторического материала, либо — чаще — упустил из виду аккуратные оговорки о.Тихона, позволяющие ему оставаться почти всегда на уровне теории, не окунаясь глубоко в бытовой материал.
С точки зрения фактов — есть некоторые вопросы по поводу описания, выданного о.Тихоном военной реформе времен Комнинов, да еще, пожалуй, слишком резки оценки Комниновского периода в целом. Видно, что создателям фильма очень нравился период правления т.н. Македонской династии и куда меньше — Комниновской. Слишком много отступлений от того образа идеальной Империи, который был в фильме нарисован… Но ведь правлению Комнинов, продлившемуся более столетия (с конца XI до конца XII в.), предшествовало не тихое и благополучное правление Македонской династии, а страшный многолетний кризис. Ради того, чтобы выйти из него и создать гибкое, мобильное, обладающее управляемыми вооруженными силами государственное устройство, Алексей Комнин, основатель династии, вынужден был многое упростить в общественном строе Империи… Зато страна век жила в нормальном режиме, не боясь распада и катастрофы.
Ну а все прочее выдержано, повторюсь на приличном уровне исторических знаний.
Теперь следующий вопрос. Какой у фильма жанр?
Да вполне обычный для российского кино последних лет. Просто привычным этот жанр стал для материала XX столетия, а от режиссеров, работающих с древностью, ждут какого-то подчеркнутого академизма, неспешного хождения по музейным залам… У о.Тихона получился фильм-эссе. Притом эссе, исполненное в рамках историософского рассуждения, вполне позволяющего параллели между стариной и нашим временем.
Поэтому тот факт, что ведущий постоянно сравнивает гибель СССР + современное состояние России с временами упадка и гибели Византийской империи, не должен никого удивлять и уж тем более возмущать. Что позволено Монтеню или Вольтеру — которые очень любили исторические параллели и аллюзии — то, наверное, позволено и российскому режиссёру? Или как?
Теперь о либеральной и националистической критике фильма.
И тут я ничего приятного для просвещенного слуха господ либералов не могу сказать. Да, это правда: неотесаный варварский Запад сыграл в судьбе великолепной «Империи теплых морей» роль злобного слона, с наслаждением ворвавшегося в посудную лавку. Западная образованность в очень значительной степени основывается на знаниях, сохраненных византийцами от античных времен, от их научных и философских достижений. А вот платой за науку стал разгром Константинополя бандой «крестоносцев», нанятых венецианской олигархией для этого черного дела в 1204 году. Их немногочисленные товарищи, честные люди, оставили бандитов на полдороги и отправились мужественно воевать за Гроб Господень в Святой земли. А эти, вероятно, были слишком голодны… Тот же Запад, действительно (прав о. Тихон) предал братьев по вере перед лицом османской угрозы в середине XV столетия.
Судьба Византии — действительно серьезный урок для всех православных государств. Отец Тихон предостерегает от утраты рычагов управления собственной страной — экономический и политических. Если кому-то лень возиться с управлением собственной страны, что ж, сосед всегда «поможет» в этом трудном деле… Разве нет здесь самой прямой и очевидной аналогии с временами «катастройки»? С девяностыми? Да и, по большому счету, с нашим временем, когда западный бизнес отделен тончайшей стеночкой от полного всевластия в экономике России?
Отец Тихон предостерегает также от «сдачи» отеческой веры, которая для него, для меня и для десятков миллионов русских означает Истину, облеченную в одежды культуры. Что ж, полагаю, трудно будет найти в России православного, который с ним не согласится.
Наконец, он крайне резко ставит «национальный вопрос». Может быть, резче, чем следовало бы. Все-таки положение греков в Византийской империи с положением русских в современной России не столь уж сходно. В века расцвета Византии греки были в очевидном меньшинстве, но стали «культурообразующей» имперской нацией. В годы развала Византии территория ее сократилась настолько, что греки оказались в положении этнического большинства, обладающего органично сложившейся политической элитой. У нас такой элиты нет. И мы еще не дошли до ничтожного состояния поздней Византии и пост-Византии. Но состояние русских в России, пожалуй, тяжелее, чем у «титульной нации» канувшей в Лету Империи… С другой стороны, и противники о. Тихона неправы, ставя на кровь, на этническое сплочение и во всем ином видя сплошное предательство. Византия, как и Россия, сильны были, пока ставили на религиозное и культурное единство, к которому могли присоединяться иные не-славянские этносы, постепенно теряя градус собственной этничности. В сущности, именно это единство и формировало нацию, превращая Империю в подлинное национальное государство.
Общий итог критики, обрушивающихся на фильм о. Тихона можно подвести в двух словах: сколько девятых валов не ударило в эту твердь, а она стоит.
