Недавно на АПН была опубликована интересная статья Сергея Батчикова «Дыхание хаоса», в которой автор привел немало интересных соображений о том, как видит процесс глобализации определенная часть западной и российской элиты.
Однако богатая фактура не может скрыть известную односторонность проведенного анализа. Поэтому мне захотелось добавить несколько штрихов, чтобы придать объем представленной картине.
* * *
Первое, что хотелось бы отметить - это сильное воздействие на компоновку статьи ментальной структуры, которую можно определить как антизападничество. Автор находится в плену антизападных мифов, в том числе и созданных на Западе же.
Для меня всегда было непонятным, что наши интеллектуалы-почвенники в борьбе за самостийность России так легко впускают в свое сознание данную менальную структуру, оказываясь в плену своего противника. Казалось бы, очевидно, что сильное отрицание, сильная ненависть кого-то к чему-то делает данное что-то постоянным фактором, влияющим на решения этого самого кого-то. То есть фактически этот кто-то попадает в зависимость от данного чего-то. Что существенно усугубляется при наличии у этого чего-то субъектности. Как умные люди умеют манипулировать своими врагами — примерами этого полна история и литература.
Лучшим способом освободиться от влияния чего-то является деконструкция всех ментальных структур, связанных с сильными эмоциями по отношению к этому чему-то. Тогда освобожденный от пристрастий дух позволяет адекватно ответить на встающие перед человеком вызовы. Недаром данный принцип был введен в свою политическую культуру англосаксами. Как писал лорд Пальмерстон в письме королеве Виктории, «У нас нет ни постоянных врагов, ни постоянных друзей, у нас есть только постоянные интересы». Есть чему поучиться у самых сильных игроков современного мира.
Ну казалось бы, что может быть общего у французского интеллектуала Жака Аттали, советника президента-социалиста Миттерана, находящегося в идейной струе французского постмодернизма, и американских нео-консерваторов (неоконов), представляющих международное идейное наполнение того, что автор называет «неолиберализмом»? Только то, что все они с Запада. И может быть, что неоконы в прошлом были троцкистами, а постмодернисты — маоистами.
Рассмотрим для примера отношение автора к рационализму Нового времени. Действительно, постмодернизм фактически является очередным восстанием интеллектуалов против разума, и энергия критики данного течения во многом направлена на разрушение «оков» рациональности во имя свободы и многообразия. Поэтому Аттали и поставил декомпозицию структур рациональности в число трендов грядущего.
Я не буду обсуждать причины данной критики постмодернистов, которые в основном были связаны с признанием закономерными всех неудач универсалистских проектов современности и трактовкой унификации как неотъемлемой части рацио. Достаточно указать, что рациональность может быть разведена с унификацией, как это сделано, например, здесь.
Вернёмся к теме. Экспансия неолиберализма, обсуждаемая автором, исходит из фукуямовской идеи о «конце истории» в виде современного западного либерального государства, и провозглашении данной модели универсальным стандартом разумного государственного устройства.
То есть мы видим, что в основе стратегии лежат
(1) гимн разуму, и
(2) унификационный проект.
Оба этих пункта принципиально неприемлемы для постмодернистов. Да автор и сам отметил это несоответствие, говоря о терроре: «Постмодернистский фундаментализм террора стал ответом на неолиберальный фундаментализм США».
Далее. Говоря о разрушении современного социального порядка, автор рассматривает прежде всего идеологию laisser-faire, которая действительно очень популярна в некоторых кругах элиты США. Здесь, однако, следует заметить, что достигнутые социальные стандарты западных государств не ставятся под сомнение даже в США, не говоря уж о Европе, где в настоящее время на уровне Евросоюза всерьез обсуждается распространение опыта социализма скандинавских стран (см. книгу Antony GIDDENS Europe in the Global Age.-
* * *
Интересным на мой взгляд является также то, что в современной литературе особенности взаимодействия государство-ТНК преподносятся как что-то новое, характерное лишь для текущего момента. В то время как следует отметить, что история полна аналогичных коллизий — государства всегда имели дело с «распределенными организациями». В Европе до Нового времени примерами аналогов ТНК и «сетевых структур вообще» можно считать Римско-Католическую Церковь, монашеские ордена, масонские ложи, торговые компании.
При этом в европейской истории есть примеры, когда государства громили распределенные структуры (ликвидация ордена тамплиеров, различные изгнания иезуитов), и нет ни одного примера победы аналога ТНК над государством. Максимум обратного воздействия ограничивается сильным влиянием распределенной структуры на государство, основанном на проникновении членов данных организаций в государственные структуры (масоны, иезуиты), или на коррупции.
Данный факт отражает фундаментальную сущность рассматриваемого взаимодействия: государство контролирует определенную территорию, а распределенная структура — функцию. Если даже распределенной структуре зачем-то потребуется ликвидировать государство, то в случае успеха она должна будет взять под контроль соответствующую территорию, то есть фактически стать государством. В результате государство останется существовать, разве что сменив форму устройства.
Так что основной глобализационный конфликт эпохи лежит отнюдь не по линии государство-ТНК, а в межгосударственной плоскости.
Действительно, развитие инфраструктуры (транспорт, телекоммуникации) привело к «сжатию» мира. Решаемые человечеством проблемы тоже выходят на межгосударственный уровень. Ситуация стала напоминать ту, которая сложилась в европейском раннем Средневековье, когда хозяйственная активность и коммуникации переросли уровень существовавших тогда фактических государственных единиц — различного рода графств и баронств. Бурная эпоха завершилась укрупнением фактических государственных образований до современного уровня, приведя госустройства разных страно в соответствие с уровнем развития технологий. В настоящее время назрел очередной скачок укрупнения, и данный процесс уже пошел — Европейский Союз нарабатывает опыт по одному из путей подобной эволюции.
И именно межгосударственная плоскость может наполнить конфликт государство-ТНК реальностью в виде, например, конфликта периферийного государства с американской или европейской ТНК. Однако в таком конфликте ТНК является не самостоятельным игроком, а агентом/орудием соответствующей метрополии.
Не имеет смысла говорить о разрушении глобализацией национального государства вообще. Вся интрига будет закручена вокруг укрупнения государственных образований современного мира, так что будут разрушаться государства слабых стран, входя в зону влияния, или даже в состав более сильных государств.
При этом, продолжая аналогию с средневековьем, в мире выделятся столичная область (может быть, не одна), развитые культурные и промышленные центры, а также различного рода захолустья и провинции. И в настоящее время разворачивается конкурентная борьба различных регионов за свой будущий статус в глобализованном мире.
* * *
Возвращаясь к началу моих заметок: было бы неплохо все-таки определиться с интересами России — какое место в будущем мире нам хотелось бы занять? И исходя из данного интереса отстроить внешнюю и внутреннюю политику.
Если же зажмурить глаза под действием экзистенциального ужаса от писаний постмодернистов и неоконов по поводу глобализации, то можно попасть в ситуацию, когда все «сладкие» места будут разобраны, а на нашу долю останется одно место – мировой помойки.
