…Империя рухнула. Осталась только глухая провинция. Ну, для тех, кому повезло — море. Это я говорю об островах Зеленого Мыса, где обитает кумир ностальгирующей России — Цезария Эвора.
Почему ее грустные песни заставляют хвататься за платки бывшего советского человека?..
Считается, что Эвора поет традиционную зеленомысскую музыку, именуемую морна. На самом деле это не совсем так. Конечно, в песнях Эворы прослеживается очевидное влияние португальской фады, но ведь раньше на островах Зеленого Мыса пели не так!
Музыка с этих островов известна в Европе давно. В 60-х годах во Франции блистал некий Бано — португалоязычный негр из тех же мест. Он пел веселые, жизнерадостные мотивчики, напоминающие смесь ламбады с африканским «этно». И неудивительно. Жизнь на островах казалась прекрасной. Португалия была последней колониальной империей (португальцы держались дольше всех — когда уже и Франция посыпалась, и Германия рухнула, и даже Британская империя начала рассыпаться). Антонио Оливейра де Салазар казался вечным. Старый профессор проводил в могилу Гитлера, похоронил Сталина, и не собирался удаляться от власти. Но вечно жить никто не будет — в 1968 году старика хватает инсульт, и он доживает свой век в больнице. Посетители — португальские министры — даже бояться сообщить железному старцу, что президент страны Америку Томаш отстранил его от власти, и Португалией правит новый премьер…
Конечно, Салазар развратил португальцев. Под его властью они начали жить сыто и спокойно, и им захотелось «свобод». Так что в некотором смысле Салазара можно сравнить с Леонидом Ильичом. Правда, по габаритам увесистый генсек настолько же превосходил тощего профессора, насколько отставал от него по уму – но это уж ладно… Так или иначе, в 1974 году грянула первая из всех цветочных революций — «революция гвоздик». Все удовольствие обеспечили триста младших офицеров. Примерно столько народу нужно, чтобы сделать революцию в стране средней руки.
Можно ли было предотвратить «революцию гвоздик»? Ну, разве что пригласить Пиночета из Чили. При «кровавом фашистском режиме» в Португалии не было смертной казни, а высылать людей особенно некуда. Сибирь недальновидные португальцы в свое время не захватили, курорты же Атлантики в качестве места ссылки просто смешны.
А в 1975 году великая колониальная Португальская империя рухнула. Людям сказали: «Всем спасибо, все свободны». Особенно это хорошо воспринималось где-нибудь на островах Зеленого Мыса, или в Сан-Томе и Принсипи, или в Восточном Тиморе. Чиновники колониальной администрации, не скованные больше долгом, в большинстве своем вернулись домой. Людям показали «настоящую жизнь», после чего эту настоящую жизнь забрали.
Да, конечно, можно жить без медицины и справок жилуправления. Вот так и зажили в бывших португальских колониях. Довольно быстро бывшие «жертвы колониализма» запели печальные песни.
Первой была Херминия. Поклонники Пелевина наверняка слышали ее песню «Филисофия», записанную в качестве саундтрека к «Священной книге оборотня». Херминии не удалось стать звездой — у нее записано всего два альбома: «Корасон лаве» (это оттуда Пелевин взял «Философию») и «Да соль». Хотя иногда старушка выступает за границей, для избранных: в ноябре будет один концерт в Париже. Херминия выучила Эвору, Луру, гитариста Хамберта и еще с десяток монстров зеленомысской музыки. На Сан-Томе тоже есть хорошая музыка — взять хоть трио «Темпо», например. Хорошая такая португальская ностальгуха. Конечно, чтобы та же Цезария Эвора производила полноценное впечатление, ее надо слушать не в первом ряду концертного зала, а где-нибудь в заброшенном кабаке заброшенного атлантического порта. Когда понимаешь, что все ушли, ничего больше не будет, а твоя жизнь, отданная на строительство империи, оказалась никому не нужна. Недаром ключевое слово в песнях Эворы — «содад», ностальгия.
Впрочем, у обитателей бывших португальских колоний, брошенных хозяевами на произвол судьбы, оставалось все-таки кое-что — солнце и море. Валяться на берегу Атлантического океана и собирать бананы гораздо веселее, чем в Норильске добывать никель для Потанина.
Гибель Совка не породила, как это ни странно, ностальгических песен. Советские барды знали множество ностальгических песен на тему «потерянной белой России» — от проевшего плешь «поручика Голицына» до «корчит тело России от удара железных подков, непутевым мессией офицерских полков»… Ну и «господа офицеры, голубые князья» — шикарная эта песня постепенно вышла из оборота со все большим опохабливанием русского языка (в оригинале имелось в виду «обладатели голубой крови»). К тому же песни «царски-ностальгические» сочиняли по преимуществу евреи. Хотелось хлебнуть чужой роскоши. Думается, реальный корнет Оболенский, завидев Звездинского, не токмо вина бы ему не налил, а наподдал бы хромовым офицерским сапогом под толстый зад. Впрочем, в качестве кое-какого паллиатива годился и такой, аристократически-еврейский репертуар. Можно сказать, что царскую Россию отпели — хоть так.
Отпеть Совок же никак не удавалось. В частности, было не совсем понятно, по чему следует тосковать. По бесплатной медицине и образованию? Ну, помним мы эту медицину и это образование. Да и жлобство это — плакать о халяве…
Все, что было в Совке хорошего — сам же Совок и гнобил. Поэтому русская душа тосковала по развалу империи и не находила выхода своей тоске. Одно время были популярны так называемые «блатные песни», но их популярность быстро сошла на нет после того, как ностальгирующее население столкнулось лицом к лицу с «натуральными бандитами». И тут, на радость, в 92-м году мы узнали Цезарию Эвору. Примерно вот так бы тосковали по распаду Империи жители Сочи. Если бы последним генсеком был не Лёнька Бровастый и не Мишка Меченый, а кто-нибудь типа Франко или Муссолини. За неимением собственного ностальгирующего искусства за нас плачут Херминия, Эвора и прочие обитатели заброшенный дыры на краю Атлантики. Покойный совок сходит с ума, проливая слезы по краху Португальской империи.
Наверное, оно и правильно. Конечно, грустно, когда тебя бросила метрополия, империя развалилась, и ты оказался в «глухой провинции». Но если бы «ностальгические песни» взялись сочинять обитатели Норильска, Воркуты, российской деревни, бывших колоний в лице Казахстана и Таджикистана — вряд ли им удалось сделать так, чтобы их стон стал похож на песню.
