Представление о том, что события в Эстонии и отношение эстонских властей к наследию Второй Мировой Войны есть свидетельство возрождения гитлеровского нацизма в Западной Европе — является, возможно, по своим потенциальным последствиям наиболее опасным, как минимум для России, заблуждением среди всех многочисленных мифов, возникших вокруг истории с переносом Бронзового Солдата в Талине. Наиболее опасным — потому что в условиях надвигающейся войны нет ничего хуже, чем готовиться к войне давно прошедшей. Лучше не строить никаких укреплений, чем воздвигать их в стороне, противоположной от направления будущего удара твоего смертельного врага.
Основным содержанием европейской истории послевоенного периода является процесс европейской интеграции. Он отвечает многим объективным требованиям и отвечает на многие запросы развития Европейского континента — экономическим, политическим, культурным, психологическим. На самом деле этот процесс начался еще в конце XIX века, и поддерживали его, каждый со своих позиций, прямо противоположные силы политического спектра. Николай II выступал с дипломатическими инициативами в этом направлении, Троцкий, в статье «О своевременности лозунга "Соединенные Штаты Европы" писал «Я думаю, что, наряду с лозунгом: «правительство рабочих и крестьян», своевременно выдвинуть лозунг: "Соединенные Штаты Европы". Только в соединении этих двух лозунгов мы получим известный перспективный, этапный ответ на наиболее жгучие вопросы европейского развития»; посвятил этому вопросу несколько работ и Ленин (идеи Ленина, впрочем, были более глобальны, он писал, что: «Соединенные Штаты мира (а не Европы) являются той государственной формой объединения и свободы наций, которую мы связываем с социализмом»). Одним из ключевых строителей Единой Европы стал Отто фон Габсбург, сын последнего австро-венгерского императора. Горячим сторонником и идеологом паневропейского проекта был Израиль Парвус (Гельфанд), про современных послевоенных европейских политиков, идеологов, политологов и философов всех направлений — от крайне правых до крайне левых — упоминать даже излишне.
Под лозунгом европейского единства, единства европейской цивилизации перед лицом «варваров» — неевропейцев, «низших рас», выступал и Гитлер. Эта идея обеспечила ему поддержку заметной части европейцев — во многом в силу эксплуатации лозунга «европейского единства» немцы встретили столь слабое сопротивление в Западной и Центральной Европе.
Естественно, после разгрома немецкого нацизма сама идея никуда не исчезла — ибо не исчезли объективные причины, социально-экономические и культурно-психологические, стоявшие за возникновением этого проекта (ещё Троцкий в статье «Разоружение и Соединенные Штаты Европы» утверждал, что: «объединение Европы неотразимо выдвинуто всем ее экономическим развитием»).
Вторая Мировая Война стала страшной катастрофой для европейских наций, она привела к огромным и совершенно, как оказалось, бессмысленным жертвам. Возрождая Европу из послевоенных руин, европейские элиты сделали всё, что им казалось возможным, для того, что бы страшный опыт бессмысленной бойни более не повторился.
Но, поскольку возрождение Западной Европы в послевоенный период естественным образом, в силу всё тех же объективных причин, пошло по линии европейской интеграции — (а теперь этот процесс дополнительно, и очень сильно, подстёгивала необходимость объединения Запада перед лицом «советской угрозы») — то возникла необходимость нейтрализовать «гитлеровский след» в этом проекте — в конце концов, именно Гитлер являлся тем человеком, который впервые, после Наполеона, реально объединил, пусть ненадолго, всю Западную и Центральную Европу в единое политическое и экономическое целое.
При этом следует учесть, что идеология гитлеровского нацизма состояла из двух основных блоков.
Первый блок — чёткое деление мира на «своих» и «чужих» по принципу биологического расизма и крайняя нетолерантность к «чужим», вплоть до непризнания их людьми.
Второй блок — социально-экономический. Идея «мягкого социализма», вмешательства государства в социально-экономическое развитие общества при сохранении (в отличие от проектов социализмов марксистского толка) частной собственности на средства производства, а также сохранении власти закона. Этот социально-экономический блок идей показал свою высокую эффективность — Гитлеру, действительно, удалось поднять жизненный уровень, возродить мощную промышленность и армию.
При конструировании новой европейской послевоенной идеологической идентичности эти два блока были разъединены. Социально-экономическая составляющая, «европейский социализм», по сути, стал доминирующей в Европе общественной моделью. В Западной Европе — целиком и полностью, в Центральной и Восточной Европе — частично, ведь Советский Союз вынужден был разрешить своим европейским сателлитам европейский же вариант советского социализма.
Естественно, всякая связь с гитлеровским нацизмом тут затушёвывалась — что не являлось, строго говоря, насилием над исторической истиной, у этого блока идей было много «отцов», не только Гитлер использовал в государственном строительстве идеи «мягкого социализма». А, поскольку он их воплотил в довольно своеобразном, нацистско-немецком варианте — то и дело «денацификации» не представляло особого труда.
Все идейно-практическое наследие и Гитлера лично, и всего немецкого нацизма было сведено именно к «расовой составляющей». Все же, что связано с «расовым» компонентом нацисткой идеологии было объявлено строителями «новой Европы» абсолютным злом, европейская идеология вырабатывалась в противостоянии этим гитлеровским идеям. Поэтому именно идеи толерантности, защиты прав человека стали главными идеями Европы. Так, на торжествах в марте, посвященном 50-летию ЕС, толерантность была провозглашена главной европейской ценностью.
Такое положение дел имеет ряд следствий, не только положительных (которых, конечно, много), но и отрицательных. Так, во всем мире после Второй Мировой войны практически полностью прекращены или сильно ограничены научные исследования биологического различия между различным расами и этносами, наследования и биологической обусловленности уровня интеллекта, генетики поведения человека и т.п.
Толерантность и мультикультурализм как официальная идеология привели как к тому, что Европу захлестнула волна иммиграции из Третьего мира, так и к тому, что Европа оказалась не в состоянии ассимилировать и привить свои ценности этим массам иммигрантов. Законы, предусматривающие уголовную ответственность за «отрицание Холокоста» (а теперь к ним прибавляется запрет на отрицание армянского геноцида), — вопреки распространённому мнению были приняты именно по инициативе самих европейских стран, без участия еврейских организаций или, тем более, правительства Израиля — и имеют своей целью перекрыть еще одну возможную лазейку для реставрации гитлеровского расизма. Однако они входят в противоречие с базовыми принципами интеллектуальной свободы, на которых основана европейская идентичность, и составляют прецедент, который может быть использован для законодательного ограничения свободы слова и научного творчества и в других областях. Список можно было бы продолжить.
После приёма в состав ЕС и НАТО прибалтийских стран возникла ещё одна коллизия. Аннексия Советским Союзом прибалтийских республик никогда официально не была признана Западом. На протяжении всех послевоенных лет Запад поддерживал «борьбу народов Латвии, Литвы и Эстонии за независимость». Однако большинство балтийских «борцов с советской оккупацией» 1940-х годов сотрудничали с немецкими нацистами и, более того, входили в состав СС и СД, организаций, объявленных после Победы преступными. В этом ситуация в Балтии коренным образом отличалась от Польши и даже Западной Украины, где националистические партизанские формирования вели вооруженную борьбу не только с Советами, но и с немцами. Однако Европа и США (протесты раздавались лишь со стороны еврейских общественных организаций) фактически закрыли глаза на чествования ветеранов балтийских СС, на то, что пособники немецких нацистов были включены в официальный пантеон новых стран-членов Единой Европы.
В отношении к ним Европа как бы произвела «отделение» — нацистская составляющая этих «борцов с советской оккупацией» была выведена в тень, а в качестве основной их сути — представлена составляющая антикоммунистическая. К ним относились как к немецким разведчикам, действовавшим против СССР и специалистам-ракетчикам, перевезенным после войны в США. Такая эволюция облегчалась тем, что главным среди побудительных мотивов балтийских пособников нацистов была не собственно расистская нацистская идеология, а националистическая «практика» — уничтожая евреев или славянское население во время карательных рейдов, они не особо утруждали себя поисками идеологических и метафизических обоснований необходимости этих преступлений.
Законодательная дискриминация «нетуземного», русскоязычного населения прибалтийских республик подается в терминах деколонизации, а не расизма или даже национализма.
Европейский антисоветизм вполне объясним и с точки зрения западного европейца, полвека жившего в страхе советского вторжения — население Западной Европы было хорошо осведомлено, что по планам советского генштаба в случае начала войны танковые армии СССР должны были выйти к Ла-Маншу в течение нескольких недель.
Однако латентное присутствие балтийского нацизма на европейской общественной сцене всё же способно послужить катализатором значимых процессов.
Для того, чтобы процесс объединения Единой Европы (как и любой другой подобны процесс) был успешен, нужна, во-первых, инфраструктура объединения, экономическая, политическая и управленческая (бюрократическая). Такая инфраструктура уже полностью выстроена.
Но Объединяющаяся Европа остро нуждается и в объединительной идее. Такая идея обязана состоять их двух компонентов — положительного и отрицательного. «За что объединяемся», каковы наши ценности, и «против кого», кто (или что) есть основная угроза этим ценностям и этому объединению. Необходим "отрицательный чужой". Прошлое, как и выходящее из него политическое будущее, всех народов новой Единой Европы должно быть представлено как общее дело противостояния этому "чужому".
«Положительная» идея, как говорилось выше, в Европе присутствует. «Отрицательная» — пока не сформулирована, в настоящий момент происходит её выбор. От того, каким этот выбор будет — во многом зависит направление исторического развития в наступающем XXI веке.
В современной политической реальности имеются два кандидата на эту роль — ислам (тут возможен вариант, при котором ислам будет разделён на «здоровый», «традиционный», «мирный» ислам и "террористический ислам", и врагом будет объявлен именно последний) и Россия ("имманентный русский тоталитаризм и агрессивность", "восточное варварство").
Если принять на эту роль ислам, то Россию логично рассматривать как часть "единой европейской семьи, противостоящей общим вызовам", запускаются механизмы интеграции или тесного союза России с "Европой", восточные границы ЕС остаются неизменными. Зато во втором варианте ("чужой" — Россия) с неизбежностью ставится вопрос и о пересмотре послевоенных границ, и о переоценке событий Второй мировой войны, как и вообще "нацистского наследия". Проблема Калининграда/Кенигсберга, требования компенсаций и территориальные претензии прибалтийских государств к России находятся в русле данной тенденции. Хотя правительства других восточноевропейских стран еще официально не выдвинули таких претензий к России, в СМИ и обществе разговоры на эту тему ведутся активно.
Всё более явное отождествление коммунизма и нацизма, звучащее в Европе, — одно из самых наглядных свидетельств этого процесса. Если коммунизм полностью приравнивается к нацизму, если нацистская и коммунистическая оккупации восточноевропейских, например, прибалтийских, государств приравниваются друг к другу — то и Россия становится носителем Абсолютного Зла — подобно гитлеровской Германии. Поскольку нацизм, как идеология, как говорилось выше, занимает в европейской системе координат место абсолютного зла. Более того, в официальной пропаганде прибалтийских государств имеется тенденция представлять советскую, коммунистическую оккупацию ещё более «плохой», чем нацистскую.
Ещё одно проявление этой тенденции превращения именно России в «эталон зла» — то, что в западной пропаганде и в официальной исторической и политологической мысли имеет место практически полное замалчивание теснейших связей между германским нацизмом и мусульманскими кругами до, во время и после Второй Мировой Войны. Очень многие силы и отдельные фигуры в мусульманском мире — на Балканах, в арабских странах, в Иране, на территории СССР оказывали прямую помощь Гитлеру, воевали на стороне нацистов, в арабских странах нашли после войны убежище многие нацистские преступники — но всему этому на Западе уделяется крайне мало внимания. Ярчайшее проявление этой тенденции — события вокруг Косово и Албании, когда поддержку Запада в гражданской войне получили именно югославские мусульмане, бывшие во время войны верными союзниками Гитлера. Многие отцы-основатели современных арабских режимов действовали во время войны на стороне немецких нацистов. Однако всё это остается совершенно неизвестным европейской общественности — тогда как про дипломатические договоры Гитлера и Сталина перед войной знают все.
Представляется, что в настоящий момент окончательный выбор еще не сделан, однако чаша весов все явственнее склоняется к варианту "чужой — Россия", причем в этом случае Европа и ислам будут выступать единым фронтом против "русской опасности". Этому способствуют и очень активная пропагандистская работа, скрытая и явная, исламского мира, имеющего отличную финансовую базу и прочные позиции в самой Европе. Как и отсутствие какой-либо работы по предотвращению этой тенденции со стороны России.
Переосмысливание «наследия Второй Мировой войны» в странах Балтии служит мощным катализатором далеко идущих процессов в рамках всей западноевропейской цивилизации.
Представление о событиях в прибалтийских странах как о банальных «вылазках недобитых нацистов», как о попытках «реставрации прошлого» — делает невозможным выработку адекватной стратегии противодействия.
Ведь мы имеем дело не с реставрацией прошлого, но с конструированием будущего.
