Вопреки расхожим предубеждениям, изоляционизм как политический проект не имеет ничего общего с культурной закрытостью и запретом на контакты с иностранцами. Изоляционисты вовсе не хотят запретить русским людям ездить за границу, смотреть иностранные фильмы и пользоваться Интернетом. Более того, далеко не все изоляционисты желают немедленно разорвать экономические связи России с внешним миром и заставить наше хозяйство опираться только на собственные силы. Конечно, среди изоляционистов существует влиятельное крыло, ратующее за экономическую автаркию России в качестве «большого пространства» — по их мнению, оно обладает достаточным ресурсным потенциалом, чтобы не полагаться на помощь глобальной экономики. Однако никто из серьезных представителей этого течения не считает, что с глобальной экономикой можно раз и навсегда разорвать все связи.
Притом что в комплекс изоляционистских идей, безусловно, входит представление о том, что зависимость от внешнего мира, политическая и хозяйственная, представляет собой недостаток, а не преимущество.
Между тем, при осмыслении феномена изоляционизма нужно исходить из того, что этим словом обозначается, прежде всего, определенная политика государства — его стремление максимально ограничить свое участие в событиях за пределами своей территории. В отличие от разного рода имперцев, изоляционисты считают, что России не следует расходовать свои силы на возвращение себе статуса мировой державы, а в отличие от либералов, они не находят разумной и соответствующей интересам и традициям России ее политическую, экономическую и культурную интеграцию в западные структуры.
России следует, сохранив суверенность, политически отделиться от мира, не принимать его правила игры, но и не навязывать ему свои собственные.
Изоляционистскую политику проводила Америка до Первой мировой войны и Великобритания в XIX веке вплоть до вступления в Антанту. Смысл этой политики состоял в том, чтобы воздерживаться от участия в делах Европы (или в делах Старого Света в случае США), избегать любых союзов, обрекающих на ввязывание во внешние конфликты и пресекать внедрение какой-то иной державы в четко ограниченную сферу интересов. Русские изоляционисты сегодня выступают за аналогичную стратегию — России следует принять своего рода доктрину Монро по отношению к постсоветскому пространству, препятствуя появлению здесь внешней силы, но при этом ни в коей мере не посягая на суверенитет бывших восточноевропейских сателлитов Советского Союза. При этом России не следует отождествлять свои интересы с интересами каких-либо внешних сил. В частности, конфликт США с мировым исламизмом представляет собой исключительно внутренне дело этих двух сил, в котором наша страна не должна занимать какой-либо определенной позиции.
Тесный альянс с любым внешним игроком на мировом политическом поле неизбежно сыграет против нашей страны в тот момент, когда Запад попытается выровнять отношения со своими внешними противниками, заключив с ними союз против России. США ничего не стоит вновь развернуть исламское движение против нашей страны, как это произошло в начале 1980-х годов, когда американцам удалось натравить мусульманских фундаменталистов против СССР в Афганистане.
С другой стороны, Россия столь же не заинтересована в резком ослаблении структур существующего мирового порядка, поскольку в этом случае ей придется столкнуться с вызовами со стороны ее потенциальных региональных соперников, в частности, Китая, Ирана и среднеазиатских государств. Россия поэтому должна всячески избегать попыток увязывания ее внутриполитических проблем (в частности, связанных с чеченским сепаратизмом) с теми вопросами, которые стоят перед миром в целом.
Итак, России следует попытаться выйти за пределы конфликтного поля, не отождествляя себя однозначно ни со сторонниками существующего мирового порядка, ни с его радикальными противниками.
Совсем необязательно, что тот политический строй, который будет способствовать сохранению уединенного положения России в мировой истории, будет носить авторитарный характер. Многие изоляционисты полагают, что репрессивные черты политического строя России – СССР были вызваны именно стремлением страны мобилизовать имеющиеся политические и экономические ресурсы для имперского рывка, не всегда оправданного реальными нуждами страны. Отказ от имперского реваншизма в какой-то мере может служить защитой от повторения репрессивного тоталитарного строя. Вместе с тем, изоляционисты считают необходимым создание идеократических институтов, которыми был бы закреплен особый цивилизационный статус российской государственности. При этом Россия не должна связывать себя обязательствами подчиняться нормам иной цивилизации, в частности, ей следует отказаться признавать Страсбургское законодательство выше норм собственной Конституции.
Изоляционисты в целом придерживаются протекционистской экономической политики, полагая, что государство должно защищать собственного производителя от дешевого импорта. По этой причине, отношение к вступлению России в ВТО может быть только отрицательным. Между тем, среди изоляционистов существует различие в отношении к вмешательству государства в экономику. Правые изоляционисты придерживаются в целом либертарианского подхода — политики сокращения налогов и государственных расходов. Левые, напротив, полагают, что государство может считаться стержнем и мотором индустриального развития, тогда как усилий частного сектора явно недостаточно для строительства российской цивилизации, постоянного совершенствования ее оборонного и научного потенциала.
Протекционистский подход изоляционисты считают возможным распространить, в том числе, и на миграционную политику. Сохранение особой российской цивилизации требует поддержания этно-культурного баланса в стране, в частности, сохранения большинства за славянским этническим компонентом в составе населения Российской Федерации. Обильный миграционный приток из Китая или исламских стран неизбежно усилит внутреннюю политическую напряженность нашей страны и тем самым окажет влияние (скорее всего, отрицательное) на ее позиционирование на международной сцене.
Изоляционисты в целом сознают необходимость какой-то определенной религиозно-культурной маркировки российской цивилизации, и это делает многих из них (иногда даже помимо личных религиозных убеждений) сторонниками признания православия государственной религией нашей страны.
Безусловно, помимо данной версии изоляционизма, существует множество самых разнообразных культурных утопий, которые было бы возможно реализовать лишь в отдалении от иных цивилизационных миров и при забвении требований глобальной экономики. Однако все эти течения не следует принимать за изоляционизм как таковой.
Опубликован в третьем номере журнала «Смысл».
