Россия Суркова: красивая и непонятая

Новая статья Владислава Суркова под фантазийным, в духе «Гарри Поттера», названием «Одиночество полукровки», стала лакомым кусочком для комментаторов. 
 
Чем объясняется такой интерес? Видимо, тем, что Владислав Юрьевич остается, кажется, единственным представителем российской правящей элиты, способным на самостоятельное, внятное и развернутое изложение собственных взглядов. Не то чтобы наши лидеры мало говорили, но обсуждаем мы в основном произносимые ими bons mots или, как это сейчас принято называть, мемы. Нельзя сказать, что это идет от скудости властных умов; скажем, Сергей Лавров внешне похож на интеллектуала, но запомнился он выражением из двух слов, одно из которых матерное. 
 
Сурков же представил на наш суд текст, наделенный авторским стилем и личностной окраской. Ну в самом деле, кто еще так напишет: «Мало кому слышно заглушаемое фоновым медийным шумом насмешливое молчание судьбы». Бетховен, симфония номер 5, «Так судьба стучится в дверь».  Хотя как ее услышишь, эту судьбу, если она молчит? 
 
Впрочем, сократив стилистические красоты, мы увидим довольно простую схему. Россия четыре века шла на восток, потом четыре века на запад, а теперь, вернувшись из обоих походов ни с чем, встала на распутье и пригорюнилась. Ибо есть она не что иное как западно-восточная полукровка, бастард, а потому впереди у нее – сто, двести или даже триста лет одиночества во враждебном (и, видимо, поголовно чистокровном) мире. 
 
Может быть, здесь есть относительно новая образность, но нет никакой новой идеологии. Евразийство не только всеми выучено и обсосано, но и успело воплотиться в реальные международные структуры. А от реплики Льва Гумилева про то, что русские князья посылали своих детей учиться в лучшие университеты Урги, можно легко протянуть ниточку к «военно-политическому коворкингу», как Владислав Сурков называет монголо-татарское иго. Использование в этом контексте хипстерской терминологии – явный отзвук тех времен, когда Владислав Юрьевич, еще в должности замглавы АП, пестовал наш креативный класс. Следуя этой стилистике, можно было бы еще отметить, что Петр Великий организовал на Руси культурно-цивилизационный барбершоп.
 
В концептуальном смысле статья не воодушевляет. Скорее, разочаровывает. Конечно, объяснять текущие трудности якобы неустранимыми вывихами нашей тысячелетней истории – давняя традиция, но это не уровень помощника президента России. Уже не уровень. Да, у нас было иго или коворкинг, как кому нравится. Но разве Испания не жила под арабами? Разве венгры не ворвались в Паннонию как дикая кочевая орда, наводившая страх на соседей? Разве нынешние степенные скандинавы со всем своим «хюгге» - не потомки жестоких морских разбойников? Всем европейским народам хватило и своей дикости, и своей «азиатчины». 
 
Дихотомия «Восток-Запад» также относится к области схоластики. Сколько чертей помещается на кончике иглы? А где граница между Востоком и Западом? Государства живут и развиваются не для того, чтобы «стать Западом» или «стать Востоком». Они осваивают и делят ресурсы, производят идеи и товары, рассчитываются на субъекты и объекты истории. К условному Западу уже очень давно принято причислять Японию – страну крайнего Востока. Но еще актуальнее пример Китая.
 
За пятьдесят лет можно было увидеть множество резких перемен в мире, включая и «крупнейшую геополитическую катастрофу ХХ века», и распространение мобильной связи и интернета, полностью изменившее наши ощущения от окружающего мира – то, что называется user experience. И все же самое грандиозное – это подъем Китая. Еще в начале 1980-х годов советские школьники на переменах распевали нескладную песенку:
 
Солнце встает над рекой Хуанхэ,
Китайцы работать идут.
Горсточку риса зажав в кулаке,
Мао портрет несут.
 
Не самые сытые в мире советские дети издевались над голодными китайцами. И вот прошло три с половиной десятилетия, и сегодня Китай – крупнейшая экономическая держава планеты. Каждое бедствующее российское предприятие мечтает о китайском инвесторе. 
 
Произошло ли это потому, что Китай позаимствовал западные модели и технологии, выработал работоспособный интерфейс для взаимодействия с западными экономиками? Или потому, что он сохранил восточную однопартийную систему (не так уж сильно отличающуюся от полуторапартийной японской, создававшейся под подзором американцев)? Или сработали более конкретные, менее отвлеченные механизмы, связанные с доступностью и дешевизной рабочей силы, инвестиционным климатом и т.п.? А что на этот счет сказал Дэн Сяопин, мы хорошо помним: «Неважно, какого цвета кошка, лишь бы она ловила мышей».
 
Китай, с его небоскребами и скоростными поездами, для нас, тем не менее – архетипический Восток; если Китай не Восток, тогда вообще непонятно, где этот Восток искать. Точно так же Индия, еще одна бурно развивающаяся страна – символ мирового Юга. На этот Юг и на этот Восток нас охотно берут, мы же члены БРИКС. И если Россия, как пишет Сурков, «харизматична, талантлива, красива и одинока», то эта байроническая поза объясняется совсем другим: нас не взяли на Запад.  
 
Причем не взяли, заметим, только что: окончательный отказ пришел в 2014 году. А четыреста лет надеялись, питали иллюзии. И после Крымской войны надеялись, и после Берлинского конгресса, и после «советской республики в кольце фронтов», и Фултонская речь нам была нипочем, а вот теперь сломались. Перехотели в Европу, хотеть больше мочи нет. По сути статья Суркова подводит итог попыткам России сыграть на противоречиях западных стран, использовать для взлома западного консенсуса антиглобалистов или евроскептиков. Итог неутешительный: перед нами – монолитная стена, в нее и бритвенного лезвия не вставить.
 
Почему нас не взяли, понятно. Современный Запад может существовать, только если у него будет один лидер – США. Сколько бы мы ни говорили о повышении роли ЕС, в его основе все-таки лежит союз бывших великих держав. Союз проигравших. 
 
И Великобритания, и Франция «выиграли войну, но проиграли мир». Но самый наглядный пример – это, конечно, Германия. В течение ХХ века Германия потеряла огромные территории как государство, но еще большие потери понес немецкий народ, «немецкий мир». Практически исчезли судетские немцы, балтийские немцы, немцы Новороссии, немцы Поволжья. Гданьск, Львов, Рига – больше не немецкие города. Мало того, об этой трагедии еще и не рекомендуется говорить вслух. И вот к такой Германии приходит Россия, предположим, с жалобой на новейший латвийский закон о ликвидации русских школ. Что должен подумать немецкий политик? «А не зажрались ли вы, ребята?  Там, где наших просто обобрали и выкинули, ваших всего-навсего хотят лишить национальной идентичности во втором-третьем поколении».    
 
Россия очень непоследовательно отстаивает интересы «русского мира», но сам факт, что миллионы русских за пределами России не собираются дерусифицироваться – скандал для Европы. И тут нет никакой специфической русофобии, русские просто не хотят быть как все. Склониться, как все. Умалиться, как все. Обеспечить соответствие евростандартам.
 
Если наш политический класс отошел от бредовых идей типа «Европа от Лиссабона до Владивостока» и не увлекся столь же бредовыми идеями с иным знаком (например, «Азия от Пекина до Бреста»), это уже очень хорошо. Но хотелось бы больше прагматизма и меньше романтического декаданса. Поза «обиженных» и «непонятых», равно как и расхожая цитата из Александра III, не снимает с политиков ответственности за наше одиночество в мире.

Материал недели
Главные темы
Рейтинги
  • Самое читаемое
  • Все за сегодня
АПН в соцсетях
  • Вконтакте
  • Facebook
  • Telegram