За последние недели я, как и многие, прочёл — точнее, просеял — сотни комментариев, статей, «простыней» и видеоклипов на тему пожаров.
Я не встретил ни одного лестного слова о власти, а вот критики, насмешек, брани, угроз и прочего негатива более чем достаточно практически в каждом высказывании. Пожалуй, впервые я обнаружил у нескольких человек отрицание власти. Люди так и пишут: «власти нет».
В сыром материале о пожаре попадается довольно много призывов к совместным действиям. В основном люди предлагают собирать пожертвования погорельцам и тем, кто пострадал в городах от смога. Реже встречаются попытки заявить политические требования. В точках кристаллизации появляются лидеры, вокруг них растет слабая социальная сеть, которая с тем или иным успехом пытается решить конкретные задачи.
Вот записки человека, пытавшегося организовать акцию против бездействия властей:
Знали об акции тысячи москвичей, пришли десятки. Я звал многих личный друзей, позвонил почти 12 людям, — почти никто из них не пришел, только один человек отозвался. …Многие журналисты мне писали лично, что будут, но просто обманули. Мониторил интернет-СМИ, пока никто, кроме националистов, никакой информации об акции не дал…
Обычные люди практически не способы к самоорганизации и защите самих же себя. С этим надо что-то делать. Ведь только народ снизу может заставить власть шевелиться и что-то улучшать. А если такого не будет — то ничего не будет. Или надо думать об эмиграции, куда-то, где малыши не будут задыхаться в роддомах.
Мы столкнулись с массовым равнодушием людей даже к собственным жизням, жизням своих детей и близких с одной стороны, а с другой — с проблемами в донесении нашей информации. Выходит, что достойных людей очень мало, но они есть, чтобы с ними соорганизоваться по важному какому-либо делу, надо чтобы информацию об этом получили не тысячи человек, а миллионы. При этом ни СМИ, никакие партии нам не помогут, в этом сегодня все могли убедиться лично, кто был.
Я позволил себе довольно длинную цитату, потому что в ней симптоматика социальных болезней, которые обусловили клиническую смерть общества.
В России нет власти, но нет и общества.
Попытки коллективно тушить пожары и собирать материальную помощь некоторым показались действиям «гражданского общества». Это преждевременно. Гражданское общество состоит из устойчивых организаций и прочных социальных связей. Именно состоит, а не включает в себя. А то, что составилось во время пожаров — это временные объединения, которые распадутся, как только станет неактуальной пожарная проблематика. Среди этих людей нет единства позитивных взглядов и мнений, нет отождествления себя с организацией и в общем случае нет прочных социальных связей.
Далее. Подтекст многих высказываний о пожарах и о взаимопомощи заключается не в мобилизации и не в самоорганизации, а в отношениях русских с властью.
С одной стороны, люди воочию наблюдают ее бездействие. Власть не реагирует на события. Проблемы со смогом и сверхсмертностью в крупных городах не признаются, ответственности за неготовность к катастрофе никто не принял, должностей никто не потерял. Обращает на себя внимание и пустующее место «духовного лидера» в стране. При катастрофе такого масштаба кто-то должен был бы обратиться к народу, но ни одна фигура даже из второго и третьего ряда сделать это не рискнула.
С другой стороны, люди все-таки ожидают от власти помощи и решения проблем. Это напоминает отношения детей и родителей в советской семье. Дети хотят заботы и уверенного лидерства, а родители не в состоянии им дать ничего, кроме еды и «теплых шарфов». Не потому, что они не хотят, а потому, что сами они выросли в гигантском педагогическом эксперименте, моделью для которого была колония беспризорников при НКВД, а патернальная депривация[1] и феминизация стали системными факторами. Не было бы преувеличением сказать, что отношения русских с властью развиваются по тем же законам, что и отношения недолюбленных детей и их родителей, укрепляющих свою власть насилием как единственным доступным им средством.
В потоке официального пиара акценты были сделаны на два шоу: недавний вылет премьера на БЕ-200 на тушение пожара и его обещания выстроить жилье и зачем-то поставить камеры на строительных площадках с изображением, подаваемым к нему в кабинет и домой.
Эта последняя тема — «зачем-то» — особенно интересна. Потому что она напрямую связана с той мифологией, которую власть заботливо поддерживает. Я имею в виду главную «фигуру умолчания» нынешнего режима — а именно фигуру Иосифа Виссарионовича Сталина.
Я подчеркиваю, что здесь идёт речь о фигуре Сталина, а не его личности, т.е. о том месте, которое он занял в сознании русских.
Одним из методов управления был «неусыпный взгляд» Сталина. Он, согласно распространенным слухам, находился у себя в кабинете до поздней ночи, имел доступ ко всей информации, и мог «в любое время позвонить» любому советскому руководителю. Руководители жили в вечном страхе, это прежде всего и требовалось тогдашней колониальной администрации на территории России.
Вот этот самый «неусыпный взгляд» Путин и пытается имитировать. Пресловутые «видеокамеры» — это имитаторы «сталинского глаза», только теперь это путинское всевидящее око.
Прежде чем смеяться над очередной начальской придумкой, стоит вспомнить вот что. Форма правления подразумевает и преемственность методов. Миф о «всевидящем грозном царе» сегодня воспринимается в жанре гротеска. Но нелишне вспомнить, что ни к большевикам, ни к Сталину не относились серьезно даже те, кто с ними соприкасался за какие-нибудь 5-10 лет до начала ими массового террора. А результатами этого террора стали (а) устрашение и порабощение русских, (б) физическое уничтожение русских.
Спутниковые карты пожаров публикуются. На них видно, что в пик жары больше всего пожаров выпало на территорию Юга России и на Поволжье. По доступным мне данным, на Поволжье погибло свыше 25 % населения во время массового голода в двадцатые годы. Совпадение, из которого ничего не следует — кроме того, что и тогда и сегодня удар пришелся по самым плодородным землям, заселенным преимущественно русскими.
Каковы будут последствия пожаров? Экономически это прежде всего переоценка активов в сторону понижения. Россия в целом и погоревшие области в особенности потеряли в ценности. Дело тут не только в прямом ущербе жизни людей, жилью, лесам и коммуникациям, но и в явном провале инфраструктуры. Территория больше не прогнозируема, на ней возможны непредсказуемые явления. Это снижает и без того узкий горизонт инвестирования и планирования в России.
О сокращении лесной площади и разрушении жилья не пишет только ленивый. Этот очевидный урон всерьез обсуждать можно, только когда появятся сколько-нибудь достоверная статистика по числу сгоревших гектаров и количеству новых бездомных.
Об уроне здоровью тех, кто дышал смогом в Москве и других городах, стоит сказать особо.
Большинство людей не пользовалось эффективными средствами защиты дыхания. Повязки не защищают от мелких частиц дыма и молекулярных продуктов горения. Вдыхание смога обязательно приведет к всплеску заболеваемости и смертности, это вопрос статистики. Кому-то повезет больше, кому-то меньше. Спасти могли противогазы, респираторы и активная фильтрация в квартире. Но многие русские относится к себе без любви: именно поэтому люди не стали покупать противогазы и респираторы, даже из тех, кому это по карману.
Некоторые уехали из городов, из них многие — в соседние Белоруссию и Украину, в которых при той же погоде катастрофы не произошло, хотя отдельные пожары и были. Это еще одно следствие происходящего. Москва и другие крупные города стали менее привлекательным местом для жизни. Послан сигнал, которого нельзя не заметить.
Для многих мобильных людей эти пожары, возможно, станут последней каплей к решению об отъезде из страны. Им конец статьи можно и не читать.
Вернемся же к отношениям с властью. Которой, возможно, нет. И к которой относится общество, которого тоже не существует. Формально говоря, это отношения вымышленных субъектов. И отношения, следовательно, тоже вымышленные. Эту фантастику легко снять, если назвать вещи своими именами.
Мы живём в колониальном государстве, в котором роль колонизированного народа отведена русским. Политика колониальной администрации к колонизированному народу подробно описана для азиатских и африканских стран. В России проблема в том, что русские не видят реальности и не считают себя колонизированным народом. То, что им транслируют, к реальности не имеет отношения. Сталин звонит подчиненным, а камера передает изображение только в одну сторону.
Тут, собственно, и есть рецепт изменить положение дел. Позвонить Сталину, посмотреть на ю-тьюбе, что делает правительство на самом деле. Это — уже отношения граждан к гражданам.
Понятно, что вначале это — тема для философов, литераторов, режиссеров и театралов. Но именно с активности этих людей начиналась деколонизация в Азии и Африке.
Возможно, когда-нибудь она начнется и в России.
[1] Недостаток полноценного контакта с отцом во время воспитания
