На прошедших выходных я сходил на публичные дебаты. Среди прочего, на них обсуждалась тема миграции и связанные с ней проблемы. Высказанные на дебатах мнения вряд ли стоит здесь пересказывать. Их спектр хорошо знаком всем, кто следит за проблемой. Вообще, боевые пляски вокруг этих тем дело увлекательное. Точки зрения на них довольно различные, и свести их к какой-то общей позиции оказывается на практике затруднительно. За этим занятием сел не один голос и сточилась не одна клавиатура. Написано и сказано много, почти всегда остро, часто точно и нередко глубоко. Однако написано из самих этих тем. Вот что я имею в виду под "из". Чтобы описать предмет, можно его (а) разобрать на составляющие, (б) сравнить с другими подобными предметами, (в) описать, частью чего он является. Публицистика на эти темы в основном строилась по типу (а), сейчас все чаще она идет по пути (б). Один из приемов примирить противоречия (в т.ч. между этносами и их интересами) это попытаться найти более широкую, включающую в себя всех, общность. Такой общностью для всех нас является история человека как вида. В ней и можно поискать объяснения тем событиями, которые разворачиваются на поверхности взаимодействия этносов и в ней же можно почерпнуть новый для политики понятийный аппарат, который мог бы послужить пониманию происходящих процессов.
Проблема мигрантов в России это не только и не столько проблема ксенофобии и расовой нетерпимости, как ее обычно пытаются представить. Причем ксенофобия не дает полного понимания проблемы, как ее ни прикладывай: ни, гипотетически, с русской стороны, ни с точки зрения русофобии. Этнический конфликт это вовсе не конфликт непонимания или боязни другого этноса, как его часто представляют, и проблема не в отсутствии толерантности. Напротив, непонимание возникает на почве этого конфликта, как убедительно доказано в экспериментальной социологии групп. Сам конфликт имеет свои корни в психологии групп, особенно этнических. Это то, что оставила нам в генетическое наследство история человека как вида. Особенности этого неизбежного, увы, конфликта, определяются в значительной степени стратегиями этносов. Вот о них-то я и собираюсь поговорить. Как принято оговаравиваться в таких случаях, все совпадения с реальными этносами случайны, а все, что следует ниже чистая теория (основанная, однако, на многих опубликованных исследованиях).
Экономический вред от финансовой пирамиды очевиден: множество людей лишается своих сбережений и выключается таким образом из полноценной жизни. Помимо отъема денег, однако, пирамиды уничтожают другой, еще более существенный ресурс: доверие. В обществе, в котором царит вакуум доверия не может функционировать не только экономика (вложил деньги - украли, работал - не заплатили), но и семья, школа и другие институты. Фактически такое общество останавливается из-за невозможности гарантировать простейшие взаимодействия. Известно, кроме того, что такое общество неизбежно криминализируется, т.к. вакуум доверия это готовый рынок для его гарантов насильственными методами. Если люди не доверяют друг друг, их можно заставить исполнять общение под страхом смерти. См. фильм "Жмурки".
Нехватка доверия это как раз и есть важнейший симптом столкновения двух совершенно различных этнических стратегий: короткой и длинной.
Длинная нацелена на воспроизводство и постепенную экспансию этноса за счет природных ресурсов. По своей сути это стратегия освоения новых территорий. Она очень характерна для русских. Что не значит полное отсутствие или невозможность других стратегий у русских или использование этой стратегии только русскими. Чтобы такое освоение стало возможными, общество должно быть организовано совершенно определенным образом. Экспансия на территории неустойчивого земледелия обеспечивается интенсивной работой (отнюдь не все этносы так трудолюбивы как, скажем, русские или немцы) и механизмами перераспределением ресурсов внутри этноса. Механизмы эти могут быть разными и необязательно теми, что насильственно вводили в России коммунисты, но сама эта тема - перераспределение ресурсов- постоянно обсуждается в России, в отличие, скажем от Индии, где разница в благосостоянии людей исторически была огромна, но не вызывала, тем не менее, такой острой социальной аллергии, как в России. Несколько упрощая, можно сказать, что еда растет в Индии на улице и выжить можно хоть голым, а в России за еду нужно запасать на год и без одежды и жилища первой же зимой гарантирована смерть. Подобные факторы и другие, с ними связанные, в значительной степени определяют ту траекторию, по которой будет развиваться этнос. Интересно, правда и то, что со временем эта траектория сама становится важнейшим фактором в этногенезе и влияет на окружающую среду, как та в свое время, влияла на этнос.)
Длинная стратегия может быть и иной, не такой как у русских, но всегда ее родовой чертой будет оставаться ресурсная база: это всегда природные ресурсы. Общество строится над этими природными ресурсами, и его успех всецело зависит от умения их использовать. Это определяет тот спектр тактик, который характерен для длинной стратегии.
Назовем граничные условия длинной стратегии. Наши "совесть", "правда", "справедливость" суть именно такие граничные условия. Они изначально представляют собой запрет на антисоциальное использование ресурсов. Если N украл миллион и убежал, то его, может, и не поймают, и жить он будет хорошо, но он никогда не будет жить счастливо, потому что в его подсознании зашиты те самые запреты на антисоциальное использование ресурсов. А есть этносы где таких запретов нет и более того, есть и такие, в которых подобное использование чужих ресурсов поощряется. Это в другой этнической системе координат "благое дело".
Вообще говоря, этнические стратегии создаются и совершенствуются тем или иным этносом, но четкой границы в распространении этих стратегий нет. Они не укладываются целиком в рамки этноса. Есть, например, довольно много русских, перенявших короткие этнические стратегии. Они с успехом применяют их в России. Их называют в обиходе "воры", но весь смысл моей статьи как раз в том, чтобы уйти на некоторое время от моральных оценок и попытаться взглянуть на проблему в ее объективной проекции. Моральные оценки это как раз та система этнических координат, в которой живем мы, а мы столкнулись с другой, и наша проблема в том, что мы эту другую систему не понимаем, мы ее, более того, даже не можем себе представить, настолько радикально она отличается от нашей.
Короткие стратегии заключаются в простейшем достижении контроля над ресурсами. Простейшее здесь надо понимать физически: наименьшее количество затрат для контроля за наибольшими ресурсами. Счет идет на джоули. В рамках этих стратегий "цели всегда оправдывают средства", говоря обычным языком, хотя это не совсем точно. Дело в том, что средства делятся у этносов с длинными стратегиями на разрешенные и недопустимые, а у этносов с короткими стратегиями такого деления нет. Там все рационально: вложил рубль, получил сто, а иначе не стоит и возиться. Именно поэтому этносы с короткими стратегиями охотно и вдохновленно «говорят неправду». Разговор, слова, обещания это немного джоулей, и подсознание человека с коротой стратегией именно так и воспринимает слова: это средство контроля над ресурсами. Вот физическое действие, работа в нашем понимании для него сложна и нежелательна, т.к. она ведет к растрате джоулей, а это риск, которого можно избежать, используя слова.
Но не это отличает короткие стратегии от длинных в принципе. Принципиальная разница заключается в том, что короткие стратегии успешнее всего реализуемы только на одном ресурсе. Этот ресурс другие люди. Вся история рабовладения тому пример. Это и есть попытка реализации этой самой короткой стратегии в индустриальных масштабах. Попытка не слишком удачная, как доказала историческая судьба рабовладения. Во-первых, потому что рабы это ненадежный ресурс. Люди коротких стратегий не считают рабов людьми и пытаются внушить им ту же мысль: раб не человек, но одно дело хотеть, другое мочь. Каждый человек каждого этноса рано или поздно приходит к одной и той же мысли. "Пусть у меня черная кожа, и я говорю на другом языке, - думает он,- но почему у белого есть право убивать моих соплеменников, отнимать все, что я произвожу, насиловать наших женщин?" В самом деле, почему? Объяснить это убедительно нельзя ни одному народу, в том числе и русским, которые во многом оказались у себя в стране на положении классических рабов: с ними проделывают совершенно безнаказанно все то, что всегда проделывали с рабами.
Вторая причина исторической неудачи "классического" рабства заключается в том, что экономически рабовладельческое общество проигрывает тому, в котором реализуются длинные стратегии. Хотя бы потому, что "раб плохой работник", но на самом деле не только и не столько поэтому, а потому, что рабовладельческое общество застывает в развитии. Там где нет личной свободы для большинства людей, не может быть продвижения вперед, и пока рабовладельцы, пощелкивая кнутами, ездят верхом на своих рабах, свободные люди подгоняют к их берегам авианосцы и начинают диктовать им свои условия. И в ответ кнутом тут уже не пощелкаешь.
Но это все о классическом рабстве, т.е. таком, в котором рабы осознают себя рабами. Если уж искать отличие от того кошмарного положения, в котором оказались русские в последние два века, то это именно в самосознании, т.е. том, кем человек сам себя считает. Русские фактически находясь в колонизированном состоянии в большинстве этого не осознают. Это называется эвфемизмами "раскулачивание", "великая стройка", "экономические реформы", "жертвенность", "кризис" и другими идеологическими конструкциями, обслуживающими ограбление, физическое уничтожение и лишение всяких прав.
Вернемся, однако, к длинным и коротким стратегиям. Достаточно сложить два и два, чтобы понять, что при контакте двух этносов, у одного из которых длинная, а у другого короткая стратегия, конфликт неизбежен. Более того, он неизбежен, если в обществе с длинными стратегиями начинают применяться короткие (в современности для этого нет необходимости даже в контакте двух этносов, достаточно проекция политической воли). Весь вопрос в том, как этот конфликт будет развиваться.
Сделаю тут небольшое отступление. Конфликт этот иногда носит траги-комические формы. Возьмем простой пример. Поймали вора. Его на месте избили, отняли украденное и бросили. Назавтра он опять украл. Его опять избили. И так до бесконечности. Носители длинной стратегии удивляются: "когда же в нем проснется совесть?". Это и есть комический (с точки зрения человека короткой стратегии) элемент. Потому что слово "совесть" для него представляет собой ругательство. Он живет в питательном супе, в который достаточно протянуть руку, чтобы взять свое. Вор считает то, что он крадет своим. Как он это обосновывает? Чаще всего тем, что люди длинной стратегии недостойны иметь ничего. А еще точнее тем, что "они вообще не люди", как например делали это немецкие идеологи фашизма в отношении русских. Таким образом на вора не действует страх наказания, потому что он уверен в своей правоте. Сила его воли перевешивает страх. С его точки зрения люди длинных стратегий смешны и гротескны. Он презирает их в том числе потому, что они не берут того, что плохо лежит. Т.е. не получают сто джоулей на один вложенный, что с его точки зрения является идеалом.
Еще кое-что о конфликте длинных и коротких стратегий в общем виде. Тут все решают не исходные стратегии сами по себе, а умение маневрировать. Понятно, что длинные стратегии ломаются, когда достигают пограничных условий. Если в обществе появляются короткие стратегии и их носители действуют безнаказанно, очень скоро общество терпит катастрофу. Возникает тот самый кризис доверия, который мы наблюдали в 90-ые в острой фазе. Постепенно этнос с длинной стратегией начинает понимать, что его привычные модели поведения не работают, что они заводят раз за разом в ловушку. Какая-то часть этноса просто вымирает. Я глубоко убежден, что та гигантская смертность, которая наблюдается в России последние 20 лет имеет свои корни именно в биологической реакции на разрушенную стратегию выживания. Люди, если говорить бытовым языком, просто не знали как дальше жить. И умерли. Другая часть этноса приспособилась. Она переняла короткие стратегии и начала их применять. Они дали огромное преимущество: жизнь была форматирована под них.
Вот тут-то и началось самое интересное. Я уже сказал, что короткие стратегии отличаются от длинных принципиально тем, что ресурсом коротких являются люди. Т.е. общество, живущее исключительно на коротких стратегиях термодинамически невозможно. Если на каждый вложенный джоуль не приходит сто, носитель коротких стратегий умирает, поскольку для него длинные стратегии недоступны (в той же мере, как короткие для "длинного этноса"). Напомню, что короткие и длинные стратеги это не оценочные категории. Люди устроены так и не иначе, в этнобиологии нет места морализаторству.
Из сказанного следует, что общество, в котором получили широкое хождение короткие стратегии и в котором число их носителей растет, неизбежно подойдет к критической точке. Как только число носителей длинных стратегий станет недостаточным для поддержания носителей коротких стратегий, что-то должно произойти.
Есть основания полагать, что наше общество подошло именно к этой развилке.
