Ладно.
Хватит мне, пожалуй, уж, томить вас описаниями Старого Порядка. Пора переходить к давно обещанной Другой Истории.
Но сначала об актуальном.
* * *
Всячески хочу рекомендовать вам статью Петра Милосердова «Русские горожане в поисках партии».
Идея о том, что единственным возможным субъектом русской политики, противостоящим правящей ворократии, могут быть только русские образованные горожане, мне очень нравится. Это — очень правильное развитие нашей с Михаилом Малютиным старой мысли о том, что главным достижением советской власти является формирование слоя образованного городского населения.
Мысли, изложенные в этой статье, я слышу от Петра уже не первый год, и рад, что он, наконец, собрал их в политическую концепцию. В статье Петр продолжает наш давний с ним спор касательно того, как лучше описать современное российское общество. Моей идее «общества искусственно организованной бедности» Петр противопоставляет идею «общества ограниченных возможностей».
Я с Петром согласен не до конца. Большая часть нашего народа, включая и образованный городской класс, живет именно в обществе искусственно организованной бедности. И только наиболее обеспеченная часть образованного городского слоя живет в обществе искусственно ограниченных возможностей. В остальном я с концепцией Петра согласен, и считаю ее крайне перспективной в плане политического строительства.
Однако при всем моем согласии с основными тезисами Милосердова, кое-что меня в его статье напрягло. А именно, когда он утверждает, что автором термина «общество искусственно организованной бедности» является Сергей Глазьев.
Петя! Ты отлично знаешь, что автором этого термина является не Сергей Глазьев, а Виктор Милитарев. И хотя пользуюсь я этим термином довольно много лет, но сформулировал его в хорошо тебе известной статье «Первоочередные задачи русского народа», которая является литературной версией моего выступления на восстановительном съезде КРО, где, кстати, мы были вместе.
Я бы, так уж и быть, не обратил бы внимания на то, что вступление к твоей статье про «хорошую и плохую новости» является откровенной репликой начала моего «Состояния и перспектив русского национального движения», а идея сочетания в нашем народе правых ценностей с приверженностью к левой социально-экономической политике сформулирована в статье «Почему русская социал-демократия обречена иметь националистическую составляющую».
Ну, ладно. В нашей среде не особенно принято ссылаться друг на друга. Да и мне приятно, что мои идеи пошли в массы. Но вот когда единственная фамилия, помянутая в твоей статье, в связи с моими идеями, это не моя фамилия, а фамилия Сергея Глазьева, то тут уж у меня начинают закрадываться подозрения.
Одно дело, когда наши с тобой общие друзья предупредили меня, что на конференцию «Новый политический национализм» вход будет строго по приглашениям, и что мне таковое приглашение выделено не будет. Так что, если я буду иметь глупость придти, то меня отправят в пешее эротическое путешествие. Ладно, подумал я. Белов крайне опасается своих жидоедских соратников, вот и отправил меня от греха подальше.
Но использование моих идей с демонстративным неупоминанием моей фамилии — это гораздо круче. Правильно ли я понял, дорогой Петр, что в тех кругах, где ты теперь вращаешься, упоминание фамилии Милитарева является неприличным?
* * *
Ладно, хватит о грустном. Перехожу к делу.
Основной мой тезис таков. Важнейшим, и, вместе с тем, одним из наиболее загадочных событий мировой истории, я считаю массовый слом Старого Порядка, происшедший в первые столетия второго тысячелетия по Рождестве Христовом в Западной Европе.
Я имею в виду, разумеется, то, что в свое время Георгий Петрович Федотов назвал «Рождением Свободы» — массовую городскую демократическую революцию XI — XIV веков.
Разумеется, Свобода родилась не на ровном месте. У Рождения Свободы имеются и христианские, и древнегреческие корни. Но это не делает обсуждаемое событие менее величественным и уникальным.
Древнегреческая демократия имела крайне ограниченный характер. Причем, не только в историческом пространстве-времени, но и в функциональном отношении. Все-таки рабы и метеки составляли большую часть населения Древней Греции классического периода.
Что же касается христианства, то, не будучи ни в коей мере поклонником Владимира Сергеевича Соловьева, я вынужден согласиться с его известной мыслью, высказанной в скандально знаменитой статье «О причинах упадка средневекового миросозерцания» о том, что за всю двухтысячелетнюю историю христианства, христианские идеи чаще реализовались людьми, считавшими себя противниками христианства, чем его официальными сторонниками и приверженцами.
Хочу подчеркнуть, я говорю здесь именно о Рождении Свободы, а не о возникновении капитализма, и не о промышленной, технологической и научной революциях. Хотя все эти события, на мой взгляд, стали возможны только благодаря Рождению Свободы.
Что же такого особенного произошло в Западной Европе во времена крестовых походов? Развивая мысль Федотова, попробую дать ответ на этот вопрос. В это время произошло совпадение крайне маловероятных и, при этом, направленных в одну и ту же сторону событий.
Благодаря «борьбе за инвеституру», соперничеству между Папством и Империей, произошло резкое ослабление претендентов на верховную власть в Западной Европе. Это был первый шаг в плюралистическом направлении. Папизм был надолго сломлен, а цезаропапизм в византийском духе так и не смог победить.
Борьба с манихейскими и предпротестантскими духовными движениями привела ко второму шагу в направлении к плюрализму — образованию в католической церкви множества духовных орденов и университетов.
Третьим шагом была массовая городская революция и крестьянские войны.
Когда я говорю о шагах, меня не следует понимать слишком буквально. Все эти события происходили практически одновременно.
Важно тут другое. Впервые в истории человечества длительная и всеобщая смута не привела к полному хаосу и развалу, сменяющемуся возвратом к досмутному порядку.
Впервые в истории человечества Смута стала устойчиво самовоспроизводящейся. Можно сказать, что сама Смута стала Новым Порядком. Порядком,в первую очередь, устойчиво плюралистическим.
В результате ли этого, или параллельно с этим, именно в это время и в этом же месте постепенно стали все более распространенными представления о высоком достоинстве человека и соответствующем ему сущностном равенстве людей как сотворенных одним и тем же Творцом, по Своему Образу и Подобию.
Разумеется, эта мысль высказывалась Отцами Церкви с самого начала церковной истории. Но именно в эту эпоху она приобрела политическое звучание.
Как пели сторонники Джона Уиклифа и Джона Болла — «когда Адам пахал, а Ева пряла, где были господа и священники?»
Собственно именно эта религиозно-христианская в своей основе идея равенства людей и их достоинства и является идеей свободы. Свободы в политическом, а не метафизическом значении.
И в этом, на мой взгляд, основной смысл Другой Истории.
