Увольнение из ФЭПа весьма положительно сказалось на умственных и публицистических способностях члена Общественной Палаты при Президенте РФ Алексея Чадаева.
Если в знаменитой книжке членопала «Путин. Его идеология» я третий год не могу продвинуться дальше третьей страницы, то дёшин постинг «Крабатова мельница», помещенный в его блоге, я увлеченно прочел с неослабевающим вниманием буквально за несколько минут. Впрочем, возможно, все дело в том, что постинг короткий, а книга длинная.
Основной смысл лешиного текста заключается, насколько я понимаю, в следующем. Интеллигенция была не только основной движущей силой и авангардом перестройки, но и главным претендентом на роль нового правящего класса. Однако она в борьбе за власть проиграла. Можно даже сказать, позорно слила. Слила наиболее презираемым противникам — комсюкам, фарце, да партхозактиву. И вот, когда все стало ясно, когда слив был засчитан, Глеб Олегович Павловский решился убить в себе интеллигента ап стенку, и превратить поражение интеллигенции в свою личную победу. Он основал политтехнологию, заменив интеллигентскую этику просвещения народа на политтехнологическую этику эффективного исполнения заказа. И, таким образом, стал хозяином дискурса.
Причем, если наивные ученики Павловского, поверив декларациям учителя, искренне гордились тем, что они не интеллигенты какие, а самые, что ни на есть эффективные политтехнологи, то сам Глеб Олегович под прикрытием политтехнологий решал задачу установления своей идейной гегемонии, в смысле Антонио Грамши. Под видом обслуживания клиентов он пытался проводить в жизнь свои политические идеи. Правда, эти наполеоновско-адорновские планы Павловского наткнулись на системные ограничения. Постсоветский клиент считал себя, в отличие от своих западных коллег, много умнее политтехнологов. В самом деле, ведь он же окончил ВПШ и Урюпинский сельхозтехникум! У него два высших. И работу он передоверяет этим тупым яйцеголовым только потому, что у него времени нет. Потому что он занят гораздо более важными делами. В результате План Павловского провалился, а его реальная деятельность свелась к интеллектуальному обрамливанию тупых хотелок и капризов начальства.
Но и этой деятельности политтехнологов во главе с Павловским приходит конец. Потому что нынешнее начальство решило совершить постиндустриальный технологический прорыв, и перейти на путь инновационного развития. А революция — это вам не лобио кушать. То есть, простите, инновационное развитие — это вам не бабки пилить. Оно требует создания инновационного класса. То есть, новой постиндустриальной и креативной интеллигенции. И здесь кончаются политтехнологии, а есть лишь почва и судьба.
Вот такая замечательно красивая история. Даже не лишенная элементов истины.
Сказать всю истину Чадаеву мешают три системных ограничения.
Во-первых, Чадаев все-таки малолетка, поэтому он элементарно плохо помнит все то, что было до Павловского.
Во-вторых, он, видимо, немного эгоцентрик, поэтому плохо видит то, что происходило за пределами его жизненного мира. То есть, за пределами ФЭПа.
Ну, и в-третьих, Алексею сильно мешает сервилизм и карьеризм. Поскольку в результате он не имеет возможности сказать «всю правду» о начальстве и оказывается вынужденным верить в декларации этого самого начальства.
Попробую и я рассказать ту же сказку, может быть менее красиво, но более правдиво.
Началось все тут — я с Чадаевым согласен — с перестройки. Интеллигенция, действительно, в ходе перестройки выступила кандидатом на роль будущего правящего класса. Эта ее роль была совсем не случайна. Советское общество было обществом технократическим. И как таковое расширенно воспроизводило научно-техническую интеллигенцию как свой необходимый элемент. При этом правящая номенклатура не только не собиралась делиться с интеллигенцией властью и статусом, но и регулярно затыкала ей рот и всячески ее гнобила. В результате, когда сверху была объявлена перестройка, интеллигенция тут же ответила на инициативу начальства массовой поддержкой снизу, рассчитывая занять в новом перестроенном обществе достойное место.
Главной ошибкой интеллигенции была вовсе не претензия на власть, а глубокая идеологическая нечестность. Прежде всего, перед самой собой. Вместо того чтобы бороться за защиту своих интересов, интеллигенция стала бороться за рынок, демократию и всякие прочие общечеловеческие ценности. Совершенно не понимая, что торжество этих общечеловеческих ценностей приведет к ее, интеллигенции, обнищанию и люмпенизации. Ведь только в биполярном мире, где происходит холодная война между сверхдержавами, интеллигенция имеет возможность претендовать на высокий статус, и, может быть, даже на власть.
Кстати, на эти грабли российская интеллигенция наступает уже не первый раз. Так же глупо она себя вела перед революцией. Почитайте романы Марка Алданова. Поразительно, насколько риторика салонных ораторов 1916 и 1989 годов похожа. И одинаково инфантильна, глупа и безвкусна.
А когда «демократия и рынок» победили, то — тут я с Чадаевым совершенно согласен — часть интеллигенции поперла в политтехнологи, в надежде восстановить утерянный статус.
Относительно массовым это стало после госпереворота 93 года, когда все поняли, что политика в нашей стране на какое-то время закончилась. Одни хотели, раз уж правящая камарилья никого из чужих в политику не пускает, заняться на некоторое время политикой под политтехнологической маской. Другие хотели продемонстрировать правящему жлобью свое интеллектуальное превосходство другим способом. Я хорошо помню, как году в 94 один мой товарищ говорил мне: «Подумай сам. Ведь банкиров у нас — десяток тысяч, а людей, умеющих выигрывать выборы — меньше сотни».
Но правящее жлобье не поддалось на провокации. И тут Чадаев опять прав. Политическую монополию оно оставило себе, а политтехнологам не дало даже роли обслуги. Поскольку никакая «эффективность» правящему жлобью была не нужна. А политтехнологи использовались совсем для другого. Ведь при определении команды, которая будет вести те или иные выборы, главным было вовсе не то, как хорошо она умеет эти выборы выигрывать, а то, какой откат она выделит чиновнику, пробившему заказ.
А поскольку выборов у нас становится все меньше и меньше, а откаты живут все больше в нефтегазовом бизнесе, да в предоставлении социальных трансфертов регионам, то политтехнологии и заканчиваются.
Последнее рассуждение Чадаева особенно двусмысленно. Ведь он совершенно прав, говоря, что инновационное развитие требует конституирования инновационного класса. Но вопрос ведь не в этом. Вопрос в том, можно ли верить декларациям начальства о переходе нашей страны на путь инновационного развития.
Конечно, если такое чудо произойдет, я буду исключительно рад. И исключительно благодарен таковому начальству. Но пока не вижу к такой радости абсолютно никаких оснований.
Другое дело, что проблема взаимоотношений интеллектуалов и власти является вечной российской проблемой на продолжении уже двух сотен лет. А переходя из хронической проблемы «интеллектуалы и власть» в острую проблему «интеллигенция и революция», эта проблема из вечной становится, пожалуй, ключевой и основополагающей.
И регулярно повторяется. В виде фарса.
Так что, нельзя не приветствовать обращение Чадаева к такой архиважнейшей теме. Конечно, по сравнению с уже рассуждавшими на эту тему Александром Богдановым, Дьердем Лукачем, Максом Вебером или Мишелем Фуко, член Общественной Палаты при Президенте РФ не внес ничего нового в развитие искусства охоты. Подстрелил лису как в прошлом году.
Но, по сравнению с книжкой «Путин. Его идеология» наблюдается чрезвычайно сильный прогресс.
