Ну что. Выборная суетень, кажется, кончилась. Так что можно поговорить о чем-то действительно важном. А что сейчас для нас может быть более важным, чем ксенофобия? Недаром лица демократической национальности у нас в стране и их соотечественники за рубежом считают всплеск массовой ксенофобии среди русских главной угрозой демократическим реформам и общечеловеческим ценностям. Я и с ними совершенно согласен. Даст Бог, станет ксенофобия среди нас более массовой, повысится ее градус, и полетят демократические реформы вместе с общечеловеческими ценностями кувырком к ЕБНовой матери.
Хотя, конечно, всплеск массовой ксенофобии среди русских довольно удивителен. Русские в течение многих столетий отличались особой национальной терпимостью. А уж советская власть напрочь отучила нас не только от ксенофобии, но даже от чувства национальной принадлежности. В перестройку вообще русских захватила волна восторженного романтического интернационализма. Даже на евреев ворчать перестали. И вот на тебе!
Попробуем разобраться в источниках сегодняшней ксенофобии у русских.
Началось все с распада СССР. Потихоньку до русских стало доходить, что коренные народы бывших братских союзных республик относятся к русским совсем не так, как русские к ним. Мой хороший приятель, известный журналист, рассказывал мне, как уехал в Россию из Узбекистана незадолго до 91 года, потому что ему надоело слышать в автобусах свистящий шепот узбеков, говорящих каждому русскому на ушко одну и ту же милую шутку: «Русские, не уезжайте, пожалуйста. Нам так нужны рабы».
На всплеск братской любви от коренных жителей Закавказья и Средней Азии русские ответили массовым бегством на историческую родину в Россию. Однако чувство братской любви было настолько сильным, что его носители погнались вслед за убегающими русскими. Началась законная и незаконная миграция.
Так совпало, что массовое нашествие носителей братской любви произошло одновременно с массовым ограблением самих русских их родной антисоветской демократической властью. Это совпадение и оказалось основной ключевой причиной нынешней русской ксенофобии. Останься русские богатым или хотя бы зажиточным народом, каким они стали в брежневское двадцатилетие, они бы, наверное, стерпели. И по привычке оставались бы добрым старшим братом, добродушно тетешкающим младших, не обращая внимания на милые причуды малышей.
Наоборот, если бы «демократические рыночные реформы» не сопровождались массовой миграцией в Россию, русские, возможно, так и не стали бы ксенофобами, несмотря на все прелести братской всенародной любви к русским в новых независимых и, вместе с тем, суверенных государствах.
Ведь не стал же ксенофобом мой уже помянутый выше сбежавший из Ташкента в Москву приятель. Наоборот, он мне все время говорит: «Зачем нам русский национализм? Я уже узбекского в свое время нахлебался по самое немогу!»
А вот совпадение этих двух пренеприятнейших материй, то есть, выражаясь по-ленински, двух объективных реальностей, данных нам в пренеприятнейших ощущениях, породило у русских массовую ксенофобию.
Причины ксенофобии можно разделить на социальные и культурные.
Поговорим сначала о социальных. «Реформы» привели не просто к массовой бедности среди русских, но и к деградации и разрушению традиционной квалификационной структуры русского народа. Профессии, ставшие за годы советской власти одновременно массовыми и престижными, такие как ученый, учитель, врач, инженер или офицер, обвально потеряли и статус, и доходность. Несмотря на это, значительная часть русских проявляет консерватизм и попытку сохранить традиционный образ жизни.
Когда же русские начинают чувствовать, что им уже невмоготу нищенствовать, продолжая заниматься привычной работой, требующей достаточно высокого интеллекта, и, преодолев брезгливость, пытаются заняться торговлей, то они обнаруживают, что Ивану там делать практически нечего, поскольку все мало-мальски пригодные места давно уже заняты Мамедом с Гиви. Более политкорректно это явление можно назвать этнической монополизацией малого и среднего бизнеса.
Причин у этого много. Во-первых, жители Кавказа приехали к нам из регионов с гораздо более низким коррупционным барьером, чем в России. Закавказье, Северный Кавказ и Средняя Азия и в царской России, и при советской власти оставались эндемическим очагом коррупции, можно даже сказать, ее заповедником. Поэтому уроженцы южных краев гораздо более чем русские, приспособлены к жизни в тех благословенных условиях, которые сложились у нас после окончательной победы демократии. Пока Иван мучительно чешет затылок, пытаясь понять значение страшного слова «бизнес-план», Мамед уже успевает подмазать ментов, налоговиков и санэпидстанцию, и поставить свою палатку.
Однако дело, разумеется, не только в Мамеде и Гиви. Для танго, как известно, нужны двое. И этот второй партнер — наша внутренняя нерусь. Наш коррумпированный русский менто-чиновник. Он-то, как говно навозных мух, притягивает своим сладостным запахом трудолюбивых гастарбайтеров и гастгешефтеров.
Тем более что этому способствует и наш, так сказать, институциональный дизайн.
Будь у нас реальное местное самоуправление, которое мы бы сами могли контролировать, мы бы могли сами выбирать, кому и как выдавать лицензии и регистрации на занятия малым и средним бизнесом в нашем районе. Но коррумпированные чиновники, которые правят у нас в стране бал, понимают, что реальная муниципальная демократия может лишить их источника неправедных доходов. Поэтому они, как заметил мой товарищ и коллега Валерий Скурлатов, добились того, что у нас вместо местного самоуправления действует чиновничья вертикаль. А чиновники-ворюги, выдавая разрешение на занятие бизнесом и заключая контракты с частными предпринимателями, заинтересованы в том, чтобы иметь дело с не имеющими корней в регионе мигрантами, которые, в отличие от коренных жителей района, никогда не смогут призвать их к ответу, а, тем более, поставить под контроль.
А уж мигранты всегда рады помочь уважаемому человеку. Уж сколько внебюджетных фондов попилили совместно с ними губернаторы, мэры, да главы управ, ни в сказке сказать, ни пером описать.
Ну и наконец, есть еще одно предположение. Мне его в свое время высказывал Павел Святенков. По его мнению, московские власти сознательно делают ставку на этнически нерусский характер малого и среднего бизнеса в Москве, опасаясь «революции русских лавочников».
Казалось бы, трудолюбивые гастарбайтеры, работающие за гроши на стройках капитализма, не должны были бы вызывать такого раздражения как трудолюбивые гастгешефтеры практически монополизировавшие весь малый и средний бизнес в России. Однако иностранные строительные рабочие, согласные работать по демпингу и без каких бы то ни было коллективных договоров и социальной страховки, являются штейкбрехерами, занимающими рабочие места коренных жителей, и способствующими обвалу цен на рынке труда. В Москве вообще уже, кажется, почти все русские рабочие-строители стали безработными. И не надо врать, что мигранты занимают рабочие места, на которых сами русские не хотят трудиться. Это наглая ложь. Просто русские хотят работать за достойную цену и в достойных условиях. А это нашим ворам-работодателям не надо. И они с удовольствием заполоняют страну мигрантами.
К культурным причинам ксенофобии я бы отнес разницу менталитетов.
Многим южным народам свойственен более высокий, чем у русских уровень бытовой агрессии. Как говорится, Иван еще слово «дурак!» не произнес, а Гиви уже нож вынул.
Но это бы еще ничего. Но когда иные культурные стереотипы соединяются с высокой солидарностью внутри диаспор, тогда пиши пропало.
Мало того, что мигранты в каком-нибудь русском райцентре при помощи правильной коррупционной политики захватывают почти все источники дохода, так они еще начинают солидаризоваться со всяческими отморозками и беспредельщиками из собственной среды. Какие-нибудь гады ездят по встречке на джипах без номеров, устраивают кабацкие драки с избиениями, хватают девушек за филейные части, а лидеры общин покрывают всю эту сволочь, да платят взятки и откаты местной русской сволочи — продажным городским чиновникам и ментам-оборотням.
Сюда же относятся и специфические криминальные методы бизнеса некоторых диаспор. Мне приходилось слышать от многих людей — например, от Константина Крылова — про то, как «некоторые иностранные предприниматели», осевшие на нашей территории, осуществляют закупки сельхозпродукции по низким ценам при помощи запугивания, угроз и насилия, доходящего до пыток и убийств.
Отдельно стоит поговорить о причинах вновь возникшего у нас антисемитизма.
Этих причин три, и все они относятся к культурной сфере. В свое время Борис Ельцин за откаты и теневые доли роздал значительную часть бывшей советской госсобственности в руки группы частных лиц. Среди этих лиц было довольно много евреев. Как мне в свое время объяснил всё тот же Крылов, Ельцин сделал это не из особой любви к евреям, а из шкурных соображений: Ельцин считал, что евреи обладают сильными международными связями, что может ему, Ельцину, в будущем очень сильно помочь при решении задачи защиты своей задницы. Что ж, вполне возможно.
Казалось бы, тот факт, что среди интернационального воровского сброда, ограбившего наш народ при Ельцине, оказалось довольно много евреев, должно было бы вызывать у каждого нормального еврея, проживающего в России, чувство здорового стыда и желания откреститься от олигархической сволочи. Однако что-то мы ничего такого не слышим. Отсутствие такого высказанного протеста не может не вызывать некоторых подозрений.
Вторая причина еще более понятна. Как-то так получилось, что среди глашатаев и певцов рыночных реформ и демократии евреев оказалось на два, а то и на три порядка больше, чем их процентная норма в общем населении России. Особенно много евреев оказалось почему-то среди наиболее неистово проповедующих гайдарочубайсятину телеведущих и газетных журналистов. Что, как говорится, не может не вызывать.
И, наконец, чрезвычайно странным является повышенная кучность евреев среди всяческих общественников-провокаторов и прочих правозащитников на жаловании, основными задачами которых являются борьба с русским фашизмом и защита от русских всяческих маленьких, но гордых народов.
Если подвести краткий итог всего высказанного, то он сведется к тому, что русские перестали себя чувствовать хозяевами в собственном доме. Возможно, они и раньше им не были, но, по крайней мере, чувствовали себя таковыми. А сейчас и чувствовать перестали.
Защитным рефлексом народного организма на это и является массовая ксенофобия, сопровождающаяся, кстати, у большинства русских, ненавистью к предателям — ментам и чиновникам.
Есть ли способы излечиться от ксенофобии, да и нужно ли от нее лечиться — разговор особый.
А мы с вами лучше все соберемся и пойдем в это воскресенье, 9 декабря, к 14 часам на площадь Маяковского. Там, у памятника Маяковскому, будет проводиться митинг с требованием пересмотра дела Гамидова, убившего человека за то, что тот сделал ему замечание и получившего за это три года условно.
Организатором митинга является оргкомитет Русского марша. У меня не очень простые отношения с этим оргкомитетом. Мне, честно говоря, не так уж нравится, что ключевыми фигурами в нем являются Александр Севастьянов и Дмитрий Демушкин. Да и комитетчики отвечают мне взаимностью. Так что, слова, скорее всего, мне на митинге не дадут. Тем не менее, я обязательно вместе с моими товарищами по РОДу приду на митинг. Потому что при защите такого святого дела всякие разногласия и антипатии должны отходить на задний план.
Тем более, что во Владивостоке, где и было Гамидовым совершено убийство, митинг наши мигрантолюбивые власти уже успели запретить.
